— Нет. Все кончено. Мы расстались.
— О господи, да как он посмел! Бедная, бедная девочка. Неудивительно, что ты не вышла на работу. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. И, кстати, это я решила порвать с ним. Так что не стоит меня жалеть.
— Ты шутишь? — Она смеется.
— Нет, а что?
— Ты бросила Эда Макмэхона? — Она не верит своим ушам. — Да ты что, совсем спятила, что ли?
— Боже мой, Аманда, если он так тебе нравится, забирай его с потрохами.
В трубке молчание.
— Извини, — бормочу я. — Я не хотела нагрубить тебе. Просто он не для меня, вот и все.
— Хорошо, хорошо. Я прекрасно тебя понимаю. Ну и ладно, на свете полно других мужчин.
Через несколько секунд ей звонят по другой линии и мы прощаемся. Стоит мне положить трубку, как я начинаю чувствовать себя отвратительно. А что, если это был мой последний шанс выйти замуж? Вдруг я ошиблась? Но потом вспоминаю его щенячье выражение лица, его усы, привычку говорить по-французски. И понимаю: ни за что бы не согласилась на это. Ни за какие деньги, даже за все сокровища мира.
Чуть позже днем, когда Джулс оставляет уже четвертое за сегодня сообщение, я снимаю трубку. Она говорит, что заедет проверить, все ли у меня в порядке.
— Ты выглядишь ужасно, — говорит она.
Я открываю дверь в пижаме.
— Спасибо, — бормочу я. — А ты чего ожидала?
— Извини, я просто не думала, что ты так расстроишься. Ты будто всю неделю лила слезы.
— Так я себя и чувствую.
— Иди ко мне, — говорит она и крепко меня обнимает.
Потом я ставлю чайник и делаю чай. Мы садимся, и я все подробно ей рассказываю.
— Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты должна жить дальше и надеяться на лучшее. Ты уже никогда не повторишь той же ошибки.
— Знаю, — вздыхаю я. — Просто ему было так больно, так обидно, а я раньше никому не причиняла такой боли, поэтому ужасно себя чувствую.
— Как говорится, нет худа без добра. Так будет лучше и для него, и для тебя.
— Да, понимаю. О боже, мне снова придется ходить на вечеринки и свидания, я же теперь опять одна!
— Отличный способ забыть обо всем.
— Но я пока не хочу ни с кем встречаться. Я хочу какое-то время побыть в одиночестве.
— А как же Ник?
Я отрицательно качаю головой.
— Я не готова к этому. И потом, Ник — не то, что мне нужно. Хотя, может быть, ради секса стоит попробовать… — И впервые за несколько дней на моем лице появляется тень улыбки.
— Не вздумай! — возмущается Джулс. — Даже не пытайся снова убедить меня, что тебя интересует только секс.
— Джулс, — я опускаюсь на диван и начинаю хихикать, — знаешь что? Слава богу, мне никогда больше не придется спать с Эдом.
Она тоже смеется.
— Это было так плохо?
— Нет, — отвечаю я. — Хуже.
Мы продолжаем болтать, Джулс готовит мне чай и ухаживает за мной как за больной. Я чувствую себя лучше. Мы разговариваем, и я понимаю, что, несмотря ни на что, все же испытываю огромное облегчение.
А потом, внезапно и неожиданно, наш разговор прерывается звонком в дверь. Мы обе вскакиваем на ноги. Джулс смотрит на меня и шепчет:
— К тебе кто-то должен прийти?
— Нет, — шепотом отвечаю я. — Надеюсь, это не Эд.
— Хочешь, я открою? — спрашивает она.
Я киваю и снова устраиваюсь на диване. Кто бы это ни был, Джулс отправит его куда подальше.
Она возвращается в гостиную, и позади нее, прямо-таки по пятам, следует тот, кого я сейчас ожидала увидеть меньше всего, — Ник. Черт.
У него смущенный вид. Мне хочется умереть. Я похожа на чучело — не причесывалась со вчерашнего вечера, не накрашена, и под глазами потеки черной туши. А уж мою фланелевую пижаму вообще не следует показывать никому — только Джулс. И то вряд ли.
— Ммм… привет, — говорит он.
Я ломаю голову: какого черта он тут делает? И почему так потрясающе выглядит в отличие от меня? И отчего мне сегодня не пришло в голову привести себя в порядок — так, на всякий случай? Но вернемся к главному — что он тут делает?
— Что ты тут делаешь?
Не успевает он открыть рот, как Джулс с широченной улыбкой быстренько напяливает пальто и маленькими шажками направляется к двери.
— Господи, неужели уже три часа? — говорит она. — Я ужасно опаздываю. Созвонимся. — И она исчезает.
— Так что ты тут делаешь? — настаиваю я.
— Я просто был тут неподалеку и проходил мимо. Вот и подумал зайти и извиниться за то, что я наговорил.
— Что ты делал в этом районе?
— Ммм… — он отчаянно пытается что-то придумать, его глаза бегают по комнате в поисках подсказки, — надо было вернуть кассету в видеопрокат.
— Ты живешь в Хайгейте и ходишь в видеопрокат в Лэдброук Гроув?
— И что такого? Ну ладно. Я позвонил тебе на работу, и там сказали, что ты заболела. Вот и решил зайти, проведать тебя. К тому же я чувствую себя виноватым из-за всего, что наговорил тебе тогда. Ммм… понимаешь…
— И надо было придумывать эту чушь про видеопрокат.
— Отличная пижама, — говорит он.
Я заливаюсь краской от смущения и поджимаю ноги, чтобы спрятать вытертые коленки (это очень старая пижама).
— О, заткнись и оставь меня в покое, — ворчу я. — Ты так и будешь стоять или все-таки сядешь?
Он садится и начинает барабанить пальцами по коленям.
— Ну как ты? Ты вроде не похожа на больную, — он приглядывается получше, — но выглядишь ужасно.
— Ты пришел сюда, специально чтобы оскорблять меня, или есть другая причина? — спрашиваю я; мне уже все равно, как я выгляжу.
— Извини, извини. Я принес тебе подарок. — Он рыскает в карманах плаща и торжественно извлекает банку шоколадной пасты.
— Ник! Это же моя любимая! — У меня текут слюнки, и я выхватываю у него банку.
— Не хотел покупать цветы, — он смущенно улыбается, — слишком уж это предсказуемо. Я хотел извиниться зато, что сказал. Мне правда жаль, не смогу держаться.
— Ничего, — говорю я, откручиваю крышку, запускаю указательный палец в банку с пастой и облизываю его, издавая стоны наслаждения.
— Отвратительно, — говорит Ник, глядя на меня. — У тебя что, нет ложек?
Я протягиваю ему банку.
— Хочешь?
Он улыбается и тоже начинает есть пасту прямо пальцем.
— Ну так, — наконец говорит он, — у вас с Эдом все в порядке?
