Апрель 1892 года
Такер Магуайр остановил своего жеребца на холме, возвышавшемся над просторным ранчо, раскинувшимся на земле, которую когда-то занимал Каиепдиан-Стейшн. Каждый раз, взглянув на вывеску, приветствовавшую проезжающих мимо путников, он не мог удержаться от смеха. Вместо названия уже несуществующего поселка указатель сообщал о том, что здесь находится ранчо «Кейро», Оклахома — настоящий рай по эту сторону вечности.
— Оказываясь в этих местах, я неизменно убеждаюсь в том, что ранчо становится все благоустроеннее с каждым днем, — заметил Вуди, окидывая взглядом перестроенную гостиницу, свежевыбеленный амбар и хозяйственные постройки, рядом с которыми паслись тучные стада.
Любуясь пейзажем, Ал Фонтейн восхищенно вздохнул.
Благодаря усилиям Вуди и Такера он в конце концов овладел основами профессии судебных исполнителей, но все же жалел о том, что не может поменяться местами с Лоутоном, который, выйдя в отставку, стал самым уважаемым гражданином в здешних местах. Он занимался поставкой продовольствия гарнизонам и различным агентствам, а также искателям приключений, прибывавшим на территорию в надежде прибрать к рукам землю, когда-то принадлежавшую племенам чайенов и арапахов.
Двадцать седьмого сентября 1891 года для белых были открыты и другие индейские территории. Сообщалось о том, что на семь тысяч участков было подано целых двадцать тысяч заявок. Цены на лошадей заметно подскочили. Лоутон, предвидевший дальнейший их рост, сделал дополнительные закупки лошадей и скота для будущих поселенцев и получил за последние два года солидную прибыль.
— Похоже, Лоутон нашел свое место, — заметил Ал.
Не успел Такер ему ответить, как из открытого окна бывшей гостиницы послышались странные звуки.
— Что, черт возьми, там происходит? — Такер невольно пригнулся в седле.
Развернувшись по направлению к вывеске, гостеприимно приглашавшей путников на ранчо, Вуди пришпорил лошадь.
— Боже милостивый, похоже, Лоутон взялся обучать близнецов пению, — простонал он, — а я-то уж надеялся, что никогда больше не услышу припева из песни о красотке Лу!
— Святые угодники, у них получится трио! — в отчаянии воскликнул Такер.
Ал только тяжело вздохнул:
— При всех своих достоинствах Лоутон никогда не мог правильно вывести мелодию. Похоже, что сыновья унаследовали эту его особенность.
Подъехав к дому, друзья заметили, как работники фермы зажимают ладонями уши. Фальшивое пение далеко разносилось вокруг. Во дворе дома, задрав морду, отчаянно завывала несчастная дворняжка.
— Лоу! У тебя гости! — заорал Такер, пытаясь перекрыть душераздирающие звуки.
За дверью послышалось шарканье ног, и вскоре на пороге появился Лоутон в сопровождении двух своих миниатюрных копий. Двухлетние Райлен и Деррик Стоуны во всем, кроме ярких зеленых глаз, походили на своего отца.
— Дядя Так! Дядя Вуди! Дядя Ал! — завопили близнецы, бросаясь навстречу гостям.
— Я как раз учил мальчиков петь, — пояснил Лоутон, спускаясь с крыльца.
— Мы слышали, — буркнул Такер, спрыгнув с седла. Он схватил в охапку одного из шустрых близнецов.
— Вы довольно громко шумели во время своего занятия, — хмыкнул Вуди. Он подхватил на руки второго карапуза и принялся его щекотать. Малыш залился хохотом. — Где Кей? — спросил Вуди, оглядевшись по сторонам. — Не ожидал, что она позволит тебе заниматься с детьми пением.
Усмехнувшись, Лоутон взял у гостя повод, чтобы отвести лошадь к коновязи.
— Кей больше не жалуется на мое пение. Честно говоря, она вообще ни на что не жалуется.
— Значит, ты держишь ее под каблуком, приятель? — поинтересовался Такер. Его насмешливый тон ясно говорил о том, что он не сомневается в обратном.
Наконец на крыльцо выпорхнула Кейро, и у Такера невольно вырвался вздох восхищения. Роскошная копна серебристых волос, яркие зеленые глаза и стройная фигурка всегда приковывали взгляды, но теперь ее красота стала прямо-таки ослепительной. Казалось, будто само солнце протягивает к ней свои лучи, чтобы коснуться длинных шелковистых волос. За прошедшие три года она расцвела и превратилась в пышную красавицу. Такер не встречал ни одной женщины, способной сравниться с Кейро в красоте и силе характера. «Она единственная в своем роде, — подумал Такер, — так же как и ее супруг».
Лоутон тоже не мог отвести взгляд от жены, вышедшей поздороваться с нежданными гостями. Его глаза светились такой любовью и гордостью, что к горлу Такера невольно подкатил комок.
Кейро пригласила гостей войти в дом, и Такер задержался возле Лоутона.
— Посмотрев, как ты пыжишься от гордости, можно подумать, что ты и линяешь, как петух, два раза в год, — прошептал он, и его обветренное лицо расплылось в насмешливой улыбке.
— Я так чертовски счастлив, что ты не проймешь меня своими шуточками, — парировал Лоутон. — От счастья мне все время хочется петь.
— Не поддавайся этому искушению, — посоветовал Такер, — не то все твои поденщики уволятся и тебе придется самому взяться за работу.
Смеясь, Лоутон и Такер вошли в дом. Пока Кейро с помощью экономки расставляла на столе угощение, Лоутон принялся расспрашивать бывших соратников об их службе. Такера, Вуди и Ала недавно назначили судебными исполнителями Оклахомы, вышедшей из-под юрисдикции судьи Паркера и превратившейся в самостоятельную территорию. Заботам новоиспеченных судебных исполнителей были вверены ее окраины.
Слушая рассказы друзей об их опасных походах по территории нового штата, Лоутон не чувствовал ни малейшего желания вернуться к прошлой службе. Ему хотелось только одного — подарить своим сыновьям счастливее детство, которого он был лишен сам. Лоутон никогда не предполагал, что может быть настолько счастлив. Ему казалось, что его сердце не в состоянии вместить всей радости, которой Кейро наполнила их совместную жизнь.
Услышав, как Лоутон хохочет над одним из бесчисленных анекдотов Такера об их злоключениях во время похода, Кейро замерла от недоброго предчувствия. Ею не осталось незамеченным, что супруг прислушивается к словам Вуди, припомнившего их похождения, а когда Ал упомянул о том, что в их службе есть вакансия, Кейро окончательно поникла. Она понимала, что Лоутону не хватает его прежней жизни в кругу верных товарищей, и чувствовала себя виноватой за это.
Пока приятели оживленно болтали, Кейро убрала со стола и вышла из дома через заднюю дверь. Ноги сами понесли ее к реке — туда, где песчаный берег полого уходил в воду. Это было безопасное для купания место. Подоткнув подол платья, Кейро вошла в воду и побрела к отмели.
Тягостные мысли не давали ей покоя. Каждый приезд судебных исполнителей порождал в ней смертельную тревогу. Она боялась, что муж объявит о своем намерении вернуться в ряды защитников закона и снова приколоть себе на грудь значок судебного исполнителя. С тех пор как он подал в отставку, прошло целых три года. Что, если он начал уставать от своей новой жизни? Может быть, он втайне думает об этом, но не хочет произнести вслух, помня о своих обещаниях, которые дал в тот день, когда предложил Кейро стать его женой?
