И то верно: сто пятьдесят лучше, чем сто двадцать. Значит, будет сто пятьдесят.
Вызвал к себе Усатого. Тот пришел вальяжный и наглый.
– С прибытием, – поздравил. – Ты к нам надолго или проездом?
– Я к вам навечно, – сообщил Легат. И поинтересовался тем, про что только-только соврал Командиру: – Сколько у нас потенциальных кандидатов в Нацакадемию?
И приготовился расстроиться.
А Усатый не огорчил:
– Пофамильно и с подтверждением согласия – тридцать четыре кандидата.
– А надо?
– Ну, численность утверждена: тридцать пять рыл. Прибавь на отсев еще человек десять – пятнадцать. Полтинник по максимуму выходит. Командиру будет из кого выбирать. Срок какой?
– Пять дней, не больше. Сегодня вторник. Хорошо бы в субботу на совещаловке доложить и списочек представить.
– Сказано – сделано, – легко согласился Усатый. – Он тебе, что, звонил уже?
– Я ему.
– Цифра его?
– Не моя же! Я ж не самоубийца.
– Все мы здесь немножечко самоубийцы. Только процесс много дольше обычного. Я пошел?
– Валяй. Я – в Контору. Вернусь максимум через пару часов. Скорее, раньше. Дождись меня.
– Куда ж я с тонущего корабля денусь? – вопрос был риторическим и ответа не требовал.
Когда Усатый ушел, Легат набрал Генерала по Первой Правительственной, поздоровался, естественно, и попросил принять незамедлительно. Именно так. И Генерал тут же согласился. А еще бы! Здесь Легата Директор знает и лелеет, когда загорелось, а не горит – извольте к Генералу. Не к лицу Директору постоянно возжаться с простыми курьерами. Генерал – вот максимум! И нечего козырять, что сорок лет назад сам Председатель курьера не чурается, разговоры с ним подолгу разговаривает. Здесь – по-новому! Здесь – не выше Генерала! И это надо считать сладким пряником, а не кривить морду.
А то, что Легат и Премьер именно из директорского кабинета в воскресенье стартовали в семидесятый год, так это – пустое, было – проехали. Дальше – на общих основаниях!
Да и было ли, если Командир не в курсе?..
Выходит, что не было.
Новое время – новые нравы. Легат не вправе обижаться. Служба… Ну и что с того, что здешнему Директору Конторы в лом общаться с каким-то сотрудником Службы, пусть и немалого ранга? Его право. Плюс к тому: ложно понятая субординация всегда была характерна для чиновнического класса Страны. И до Революции, и после Революции, и до Войны, и после, но особых масштабов пренебрежение низшего высшим достигло после предновогоднего ухода Старика с должности Президента. И год от году цветет и зреет.
Один поэт сказал о смене поколений: «Придут другие – еще лиричнее…» Ошибся! Те, что пришли и ныне властвуют, к лирике никакого отношения не имеют. Скорее, к басне: «Однажды кролик вдруг решил, что будет львом…» В басне «решил, что будет». А в жизни нынешней «решил и стал». И все кругом дружно ликуют: «Какой могучий лев у нас рулит!».
Так и живем…
Да и хрен с ними, с начальниками! Генерал – достаточно внятный персонаж, Легату его хватает сполна. И он – один. Пришел к нему Легат, потолковали, сформулировали очередную вводную и разошлись до поры. Только, похоже, сегодня вводная начнется с выводной буквально: надо вывести из игры Легата и ввести в нее Диггера. Который, кстати, ни сном ни духом…
А никакого хождения в семидесятый вместе с Премьером не было. Действие окончено, забудьте!
Надо бы предупредить Диггера, чтоб он не повредился от радости.
Надо бы, но – позже. Сначала следует огорчить Генерала, а он сам пусть огорчит Директора. И вот тут-то Легат всерьез полагал, что Директору глубоко плевать на тех, кто ходит или будет ходить к его знаменитому коллеге в семидесятый. Лишь бы ходили. Хотя зачем это нужно здешним конторским, Легат не мог уразуметь. Для тамошних, прежних – какая-никакая, но все ж информация для размышления, как любил писать дружбан Легата и сочинитель самого великого разведчика во время Большой Войны.
А для этих, нынешних?..
Видимо, Контора должна держать руку на любом пульсе. Даже на том, коего давно нет…
Вышел в приемную, сказал помощнице:
– Через час буду.
И пошел верным путем в так и не ставшее родным здание на площади Друга Детей. Ждали его там, во-первых, а во-вторых, хотелось узнать реакцию на визит Премьера в собственную юность. И хорошо бы реакцию самого Премьера, если таковая имеет место.
Генерал встретил радушно и с ходу ошарашил вопросом:
– Покидаешь нас, значит?
– Откуда ты знаешь? – прибалдел Легат.
Ну, Контора по определению знает все. Но ведь не все же!..
– Профессия у нас такая, – ожидаемо ответил Генерал.
– А если честно?
– Ну куда уж честнее… Ведь не ошибся, нет?
– Нет, не ошиблись… А все остальное списать на прозорливость и умение видеть человека насквозь. Так?
– А как еще? – засмеялся Генерал, явно довольный реакцией Легата. – Фирма веников не вяжет, – вспомнил давно умершую приговорку.
А Легат ее давно умершую вторую половинку в тему добавил:
– Фирма делает гробы.
– Все-то вы, писатели, знаете, все-то вы помните… – сел за свой письменный стол, Легату гостеприимно указал на обитый зеленой кожей стул перед приставным столиком. А мог бы устроить беседу хотя вон там – за кофейным столом и в удобных креслах. Тоже зеленых. Ансамбль… – Никак, прощаться пришел?
Сегодня у Генерала был День Вселенского Прозрения. Именно так: все с прописных. Неоткуда ему было узнать намерения Легата, ни с кем он ими не делился. Кроме Командира. Но вряд ли Командир сразу по уходу Легата стал названивать в Контору и мелко стучать на сотрудника. И «вряд ли» здесь лишним стоит. Не мог и – точка!
– Ты на эстраде выступать не пробовал? – Легат – от недоумения – решил малость похамить. – Угадалово мыс лей и сбыча мечт! Только один вечер! Проездом!..
– Ай-яй-яй, дорогой господин Легат. Хамить-то зачем? Почему бы не прибегнуть к несложной логике и все себе объяснить? Не получается? Я помогу… Ты ушел в прошлое воскресенье утром – раз. В воскресенье Очкарик нечасто приходит в Контору – два. Значит, ты встречался с ним где-то на стороне – три. Ты мог, конечно, бабу там завести, но я плохо представляю тебя, ползущим два часа на пузе для удовлетворения потребностей, которые здесь удовлетворить куда проще, чем в те былинные времена. Не-ет, ты встречался с Очкариком. В неформальной обстановке. Типа на даче. Где, кстати, у него дача была?
– Где и у всех, – хамски ответил Легат, сильно униженный собственным недомыслием и публичным разоблачением оного. – Любимая трасса тамошних высших чиновников.
Унижение унижением, а, похоже, о визите Премьера к Очкарику здесь тоже не знают. А что ж его, Легата, никто не предупредил, что это – государственная тайна? А если он продаст ее за банку варенья?.. Но кто, скажите, мог его о том предупредить? Только сам Премьер. Или кто-то близкий Премьеру, который должен позвонить Легату… нет, позвонить – это стремно, лучше иначе… должен найти Легата, вызвать его в Крепость и взять подписку о неразглашении. Директор должен был предупредить и тоже расписку взять, если он – единственный в Конторе хранитель этой небольшой, но тяжелой Гостайны. Так?
