и бросил ее на пол, рядом с тем местом, где мы всегда ставим обувь. Я была настолько не в себе, что даже не вздрогнула, когда услышала, как ноутбук внутри сумки упал на пол.
— Ты пойдешь в свою комнату, чтобы подумать о том, через что ты заставила меня пройти, — прошипел мой отец, нахмурившись. Он повел меня к лестнице, таща вверх, не заботясь о том, что держал меня за руку так неловко, что я споткнулась. Он не остановился, он продолжал идти, и как только мы добрались до моей комнаты, он практически втолкнул меня внутрь.
В этот раз я смогла удержаться от того, чтобы не споткнуться, медленно развернуться и посмотреть ему в лицо. Мой рот открылся, но я не произнесла ни слова. Все, что я могла делать, это смотреть на своего отца в замешательстве, в ужасе и удивляться, почему это происходит. Мой отец пристально посмотрел на меня, и меня осенило, он постарел. Может быть, он всегда выглядел таким изможденным и грубым, но до этого момента мне никогда по-настоящему не приходило в голову, насколько старым он выглядит. Вот что делает с тобой чрезмерное употребление алкоголя. Он был не так уж стар, сорока пяти лет, но сегодня казался намного старше.
— Я не хочу слышать от тебя ни единого слова, пока не получу извинений, — прошептал он, нахмурив губы. Злобное выражение было у него на лице повсюду, в глазах и на лбу. Больше он ничего не сказал, схватился за ручку моей двери и захлопнул ее. Я услышала его тяжелые шаги, когда он шел по коридору.
Я не знаю, как долго я стояла там, уставившись на дверь, сколько времени мне потребовалось, чтобы хоть немного прийти в себя. Возможно, прошла минута, а может, и пять. Я не знала. Время сегодня вело себя странно, с другой стороны, весь этот долбаный день был странным.
Происходит ли это на самом деле? Мои мысли понеслись вскачь, когда реальность наконец-то наступила. Это было похоже на сон, и все же какая-то часть меня говорила мне, что все это очень реально. Это была кульминация ссоры, которая произошла у меня с отцом много времени назад, той, когда он так разозлился на меня, что душил и чуть не убил. И если он сделал это однажды, то сделает это снова. Что, если в следующий раз, когда это случится, в раковине не будет стакана? Что, если это случится, а в пределах досягаемости не будет ничего, что я могла бы использовать для самозащиты?
Что, если он убьет меня?
Я не хочу умирать. У меня было так много всего, что я хотела сделать, так много вещей, которые я хотела увидеть, так много всего, что я хотела испытать с Кридом. Клянусь Богом, впервые в своей жизни я хотела жить.
Неужели это действительно было так неправильно? Была ли я здесь неправа? Часть меня, та самая часть меня, которая так долго отказывалась защищаться от отца, говорила мне, что это я была неправа, а он прав, я обязана ему. Была ли я ему обязана? Но другая часть меня, та часть меня, которая взяла все под свой контроль в тот день, когда он душил меня, та часть меня, которой Крид помогал расцветать и питать все это время, говорила мне, что это он был неправ, а не я. Он, а не я. Это никогда не была я. Всю мою жизнь это всегда был он, и мне просто не повезло, что он был моим отцом. Может быть, ему не было бы так плохо, если бы моя мачеха не умерла. Может быть, если бы она была жива, а Крид остался рядом, он был бы не так плох. Однако это было «что, если», и сейчас не было никакого смысла тратить на это энергию.
Я отвернулась от двери, села на кровать и оглядела свою комнату. Она выглядела нетронутой, точно такой же, какой я ее оставила. Маленькая по сравнению с комнатой, к которой я привыкла в доме Крида, но она так долго служила мне безопасным местом. В эту комнату я приходила, когда мне больше некуда было идти. Именно здесь, в этой комнате, я позволила себе задуматься, каково это было бы, иметь любящего папу, маму, которая все еще жива, нормальную семью. Раньше я хотела этих вещей. Раньше я мечтала о них, раньше смотрел на своих сверстников с завистью в сердце, потому что у них было то, чего у меня никогда не было. Раньше я думала, что все остальные нормальные, кроме меня, но в этом-то все и дело, не так ли? У каждого была своя травма. Некоторые скрывали это лучше, чем другие. Некоторым людям приходилось еще хуже. Но, если разобраться, мы все были людьми. Мы все были испорченными личностями, так или иначе. Это было проклятием жизни. Единственные идеальные люди были мертвы, потому что, когда ты умирал, люди вспоминали тебя в розовых очках.
Мои руки поерзали на коленях, и именно тогда я кое-что вспомнила. Мой телефон. Мой отец забрал мою сумку, но мой телефон лежал у меня в заднем кармане, и я могла воспользоваться этим телефоном, чтобы связаться с Кридом. Прежняя я, та, которая позволила моему отцу забрать меня, отошла в сторону и позволила новой мне взять верх. Я вытащила свой телефон и увидела множество пропущенных звонков и сообщений, все от Крида. Я предполагаю, что швейцар связался с Кридом после того, как увидел, как мой отец забирает меня. Если бы мне пришлось держать пари, я бы сказала, что он уже был на пути сюда.
И осознание этого придало мне сил.
Это действительно много значит… иметь кого-то рядом с собой, знать, что ты больше не одинок в этом мире. Это придало мне сил, которых никогда не было. Я набрала номер Крида, и он сразу же ответил:
— Тейлор, я иду. — Услышав это, меня захлестнуло облегчение, и я поборола улыбку, я боролась с ней, потому что сейчас было не время улыбаться.
— Я дома, — сказала я. — Мне жаль, я…
Глубокий голос Крида прервал меня:
— Не извиняйся. Тебе не за что извиняться, поняла? Ты ранена? Он тебе что-нибудь сделал?
— Я в порядке, — проговорила я, сглотнув. — Когда ты доберешься сюда?
— Я в пяти минутах езды. Где ты?
— В своей комнате.
— Жди там. Ничего не предпринимай, пока я не приеду. — Его тон был повелительным даже по телефону. Такому голосу невозможно было бы не
