раньше мне казалось, что за мной следят, и она спросила, почему я не могу поехать на автобусе. Она также сказала, что нужно быть осторожной, потому что в этом мире никогда не знаешь, какой психопат может поджидать тебя прямо за углом. Все это было правдой, я не утверждала, что это не так. Кому, черт возьми, может понадобиться преследовать меня? Меня? Я никто. И снова в моей голове всплыли только мой отец и Хейли, и я сомневалась, что кто-то из этих двоих действительно прошел бы через это. К тому же мой отец работал днем. Если только он не отправился преследовать меня. У меня была глупая надежда, что я не почувствую того же невидимого, ноющего, жуткого чувства, когда пойду домой… но я это сделала. Я опять почувствовала, и на этот раз узнала почему.
Я шла быстрым шагом, быстрее, чем обычно, и как раз в тот момент, когда в поле зрения появилась высотка Крида, с улицы внезапно съехала машина, ее правая сторона выехала на тротуар прямо передо мной, примерно в пяти футах. Мои ноги подкосились, и я замерла с неприятным чувством в животе, потому что я узнала эту машину. Она была старой, немного проржавевшей, но именно это и случается со старыми автомобилями. Что-то во мне вырвалось на поверхность: та испуганная маленькая девочка, которой я была раньше. Она заставила меня замереть, пока я смотрела, как мой отец выходит из машины, обходит ее и выходит на тротуар, направляясь прямо ко мне. Я не пошевелилась, ничего не сказала, даже когда он взял меня за руку и потащил к машине, рывком распахнул пассажирскую дверь и захлопнул ее после того, как втолкнул меня внутрь. Это было почти так, как будто меня там не было, на самом деле, как будто я была в стороне, в ужасе наблюдая за происходящим, не имея ни сил, ни возможности вмешаться и остановить это. Как будто я смотрела фильм, хотя и дерьмовый фильм, который я вообще никогда не хотела смотреть.
Может быть, я была так потрясена, увидев своего отца, его явной дерзостью сделать то, что он сделал, что вся логика испарилась из меня. Как еще я могла объяснить тот факт, что я не сопротивлялась ему, не пытался освободиться от него или выйти из машины после того, как он втолкнул меня внутрь? Как еще я могла объяснить причину, по которой я просто смотрела вдаль, не в силах полностью осознать происходящее?
Все произошло быстро. Быстрее, чем охранник в здании Крида смог среагировать. Он увидел, что произошло, но к тому времени, когда он подбежал к нам, мой отец уже вывел машину обратно на улицу, и мы тронулись с места.
— Так вот где он живет, да? — Оживленно говорил мой отец, когда мы отъезжали. — Шикарное, блядь, местечко. Забавно, что он смог бросить нас не оглядываясь назад, чтобы жить светской жизнью, когда его мать умерла. Нам бы не помешали эти деньги…
Я ничего не сказала. Я не могла. На самом деле, я едва расслышала, как мой отец пробормотал это. Я сидела там, сложив руки на коленях, практически безмолвно. Моя сумка упала на пол пассажирского сиденья и лежала у меня между колен.
— И ты, — сказал отец, бросив в мою сторону горячий взгляд. — Даже не заставляй меня повторять тебе снова. Неужели ты думала, что я позволю тебе распутничать со своим братом только для того, чтобы ты могла сбежать от меня? Ты моя дочь, Тейлор, так что то, что я говорю, остается в силе, и я говорю, что ты больше не живешь с Кридом. Ты возвращаешься со мной домой, где твое место, и все тут.
Ненависть в его голосе была ощутимой, практически осязаемой, и все же я ничего не сказала. Было очевидно, что он ненавидел Крида, чувствовал себя обделенным из-за того, что у Крида были деньги, а у него нет. Может быть, если бы он не тратил большую часть своих чеков на выпивку, у него было бы больше свободных денег, но я давным-давно усвоила свой урок, когда дело дошло до того, чтобы указать на это, папа не хотел этого слышать. Он не хотел слышать ничего, что опровергало бы его взгляды по какому-либо вопросу.
Отец кипел от злости, когда вез нас домой, из центра города в старый район, в котором мы жили. Наблюдать за сменой пейзажа от высоток и новых зданий к старым, полуразрушенным домам было немного шокирующим, думаю, я привыкла жить в центре города, в шикарной квартире, с Кридом. Это было не так уж далеко, и все же это было похоже на совершенно другой мир. И, честно говоря, папа жил не в ужасном месте. Наш дом выглядел просто наихудшим образом, потому что он никогда за ним не следил. Никогда не ремонтировал двор, никогда не чинил сломанный сайдинг, который сорвало бурей. Все всегда зависело от меня, и просто были некоторые вещи, которые я никогда бы не могла сделать, например, забраться на десятифутовую лестницу, и чинить сайдинг.
Я оплачивала счета. Я стирала белье. Я готовила в дополнение к выполнению домашней работы и пыталась жить своей собственной жизнью, но, как оказалось, быть родителем, когда ты всего лишь ребенок, было тяжело, а делать это в то время, как твой так называемый папа пользовался любой возможностью, чтобы напомнить тебе, насколько ты никчемная, было еще труднее. И это ничего не говорило обо всех тех случаях, когда он был настолько пьян, что толкал меня и бил. Ощущение его рук на моей шее было чем-то таким, чего я, как мне казалось, никогда не забуду, чем-то, что останется со мной до самой смерти.
Если бы у моего отца был свой путь, я бы умерла в тот день, когда он умер, потому что после его смерти у меня не было бы причин продолжать жить, так он думал. Я была его слугой, его рабыней, а не его ребенком. Я была тем, в чьи обязанности входило заботиться о нем, а не наоборот.
Папа въехал на подъездную дорожку к своему дому и доехал до самого гаража. Он припарковал машину, выключил ее и раздраженно вышел. Он не сказал больше ни единого слова, когда обошел машину и вытащил меня наружу, его хватка на моем предплечье была такой сильной, что причиняла боль. Он затащил меня в дом, и как только мы вошли внутрь, он снял с меня сумку
