не видит.
Мы по очереди пьем воду из одной бутылки, противозаконный поступок, который не волнует ни меня, ни его. Не знаю, сколько прошло времени. Час. Два. Может три. Темнота постепенно рассеивается. У меня слипаются глаза. Но я только сильнее сжимаю челюсти, чтобы не стучать зубами и подтягиваю к лицу колени.
Я вслушиваюсь в вой ветра и меня клонит ко сну. Я прижимаюсь к холодной стене, думая о Самаре и на глазах сразу выступают слезы.
Что если она и вправду мертва?
От этих мыслей мне становится так трудно дышать, что горло перехватывает, но я сдерживаюсь. Не хочу плакать перед аристократом. Он протягивает руку и касается моего плеча.
— Если уснем, то больше уже не проснемся, — говорит Макс тихим и усталым голосом. Глаза у него пустые и какие-то отрешенные.
Впервые, я не хочу с ним спорить.
Я сбрасываю с себя дремоту и выпрямляюсь, не зная, как с ним разговаривать.
О чём. У нас нет ничего общего. Мы из разных миров и каждый наш разговор заканчивается желанием поубивать друг друга. Но я не могу отрицать, что рядом с ним я чувствую себя в безопасности и…
Он дважды спас мне жизнь.
Глава 40
Макс
Лилит помогает мне переодеться. Ее лицо так близко, но я его не вижу. Чувствую на себе только ее ледяные пальцы. Ладони жутко болят, но она старается не причинят мне лишней боли. От осознания этого мне становится только хуже и я едва сдерживаюсь, чтобы не отодвинуться от нее. От чувства вины, что она во мне вызывает. От тошнотворного стыда.
— Спасибо, — выдавливаю из себя, и пытаюсь разглядеть ее силуэт в полнейшей темноте.
Лилит ничего мне не отвечает, просто протягивает бутылку воды. Я медлю. Моя спина и шея напрягаются. Гибриды способны инфицировать наши клетки через биологические жидкости: кровь, сперму или слюну… Так говорит регламент, но за время моего контакта с измененными, со мной ничего не произошло, да и если бы она хотела меня заразить, сделала бы это давным-давно.
Я беру бутылку и делаю осторожный глоток, прижимаясь затылком к ледяной стене. Постепенно темнота отступает, и я вижу скрюченное от холода тело Лилит.
— Если уснем, то больше не проснемся, — я говорю как-то механически.
Лилит поднимает голову с колен и смотрит на меня. Заставляю себя продолжить.
— Здесь сильнее начинаешь ощущать своё одиночество, словно на всей планете больше никого не осталось.
Может, так и есть, и мы просто об этом еще не знаем.
— Когда конец близок всегда есть что рассказать, — Лилит смиряет меня тяжелым взглядом.
— Думаешь, мне нужно покаяться? — я выгибаю бровь.
— Бог все видит.
— Я не верю в бога.
— А стоило бы. Мы упали с неба и остались живы.
— У нас совершенная техника безопасности, — противлюсь я, наверное, я не в себе, раз и у меня возникают мысли о божественном промысле, — Никаких чудес только факты.
— Как знаешь, — она тихонько фыркает, ясно давая понять, что она на самом деле думает о моих словах, — Ты скучаешь по ней?
Мое сердце пронзает укол горя.
— Тебе не обязательно это делать, — отзываюсь я, через каждое слово у меня небольшая пауза. Меня бьет крупная дрожь.
— Что — это? — Лилит делает вид, что не понимает о чем я.
— Выражать сочувствие.
— Это был просто вопрос, — фыркает она.
Я выдыхаю едва слышный смешок.
— Мы не успели узнать друг друга, и я не верю в любовь с первого взгляда, — и вообще не уверен, что теперь способен любить, — Обряд состоялся потому что советники посчитали наш союз выгодным предложением.
Мой взгляд скользит по ее лицу, и остановился на глазах. Тени ресниц скрывают их выражение от меня.
Лилит несколько минут молчит.
— И в чем же выгода? — она хмурится.
— Возможность контролировать сенат, — произношу я в пространство, — Фракция перворожденных не может принимать самостоятельные решения и департамент полностью перешел сенатору, отцу это не нравится.
— Почему?
— Если сенатор решит отменить действующий законопроект, то департаменту придется ликвидировать регламент «Золотой крови».
Мы встречаемся глазами. Ночь стирает границы. И ощущение скорой смерти, тоже.
— Перед самым вылетом был объявлен «Оранжевый код», — заставляю вытолкать из себя часть правды.
— Мятеж? — выдавливает из себя Лилит и я устало киваю, — И насколько всё плохо?
— Советники ни за что не допустят войны, — заледеневшими губами отвечаю я, -
— Что ты имеешь в виду? — со страхом спрашивает она.
Я открываю рот, кажется, слова застревают у меня в горле.
— Все силы бросят, чтобы подавить бунты.
— Разве карантинные зоны не очищают?
У меня возникает иррациональное ощущение, что Лилит хочет добавить что-то еще. Но почему-то молчит. Смотрит на меня внимательно. Почти не мигая
— Вроде того, — я мрачно усмехаюсь, — Но недовольных становится все больше не только в карантинных зонах…
Она дергается.
— Под куполом?
Киваю головой.
— Ты спрашивала почему нас никто не ищет? Думаю, кто-то очень не хочет, чтобы стена пала, — едва слышно добавляю я, — Покушение было слишком хорошо спланировано.
Моим собственным отцом.
— Диверсия, — выдыхает Лилит, — Гибель такой золотой пары отвлечет… — она резко замолкает.
Я озадаченно хмурюсь и ощущаю, как ее тело рядом со мной напрягается.
— Что ты не договариваешь? — я всматриваюсь в ее зрачки, в полумраке они кажутся огромными.
В воздухе быстро тают облачка пара от нашего дыхания и я выжидающе смотрю на нее.
— Мне просто в очередной раз не повезло, — безрадостно отвечает Лилит, — Хочешь верь, хочешь нет, — я издаю нечто похожее на смешок, — Я не имею к взрыву никакого отношения.
Разве? Разве мы все не связаны вместе?
— Ты не похожа на того, кому нечего скрывать, — в моем голосе нет прежней злости, только невыразимая усталость. Мне вдруг
