— Срочно буди капитана! — Ник сильно дёрнул медлительного норвежца за широкий рукав бушлата. — Срочно буди! Тревога! Переходим на боевой режим!
Через три часа в рубке «Кошки» тоненько запищала рация.
— Слушаю! Здесь Андрес Буэнвентура! — Ник нахлобучил на голову наушники.
— Привет, командир! — голос Банкина пробился через лёгкое потрескивание эфира. — Слышишь меня? Молодец! Готовьтесь к бою, через час эта чёртова подлодка всплывёт на поверхность! Смотрите, не упустите, другой такой возможности может уже и не быть! Как меня поняли? Приём.
— Хорошо понял, — Ник старался говорить спокойно. — Гена, что ты там придумал? Не молчи, отвечай! Старший лейтенант Банкин, так вас растак! Извольте отвечать!
— Ладно, командир, не гони пургу. Всё будет нормально. Извини, мне надо торопиться. Запомни: через час подлодка всплывёт, не зевайте. Всё, отбой!
Эфир потерянно трещал и легонько повизгивал…
Ник и Фьорд тревожно приникли к окулярам биноклей, тщательно наблюдая за водной акваторией, Куликов уже спустился в тайную боевую рубку, готовый в любую секунду начать активные боевые действия.
— Лодка идёт, — коротко доложил норвежец.
Ник перевёл свой бинокль по направлению к берегу: там вяло тарахтела стареньким допотопным мотором обычная рыбацкая лодчонка, на корме которой сидел неустановленный человек в широком плаще с накинутым на голову капюшоном.
Через пятнадцать минут лодка приблизилась и, заглушив мотор, плавно остановилась на самой середине выхода из бухты, метрах в четырёхстах от «Кошки», прятавшейся в манговых зарослях.
Человек в капюшоне перешёл на нос и поставил на скамью чёрный ящик.
— Капитан! — прокричал Ник в открытый секретный люк. — Полная боевая готовность! Как только рубка появится из воды — так сразу пускай торпеды! Понял? Сразу пускай, не жди, пока она полностью всплывёт!
— Есть пускать сразу! Есть не ждать! — невозмутимо откликнулся Куликов.
— Объясни, командир, что здесь происходит, — попросил Фьорд, не отрывая глаз от бинокля.
— Да просто всё. Гешка им Брауном, то есть Большим Джимом представился. Наплёл, что ранен, попросил всплыть на поверхность и забрать его. Рискует, конечно, подлец. Ничего, если останется в живых, сгною, мерзавца, на гауптвахте…
Фьорд заметно оживился, громко защёлкал пальцами поднятой вверх руки:
— Всплывает, всплывает!
Ник и сам всё прекрасно видел: вот из воды высунулся глаз перископа, через минуту вспенилась вода в семидесяти метрах от лодки, в которой находился Банкин, и на поверхности показалась серая рубка с торчащим из неё толстым коротким пулемётом.
— Огонь! Огонь! — закричал Ник в открытый люк. — Не медли, капитан!
— Успокойся, командир. Ушли торпеды, — меланхолично доложил Куликов.
Ник снова кинулся к поручням борта, навёл бинокль на нужное место…
Подводная лодка уже полностью всплыла и неуклюже покачивалась на мелких злых волнах. К ней со стороны «Кошки» неуклонно приближались две белые узкие полосы.
«Быстрее, быстрее!» — торопил Ник торпеды.
На подводной лодке тоже заметили приближающуюся смертельную опасность, но сделать уже ничего не могли: мгновенно погрузиться под воду невозможно.
От бессилья и осознания, что их провели, как детишек дошкольного возраста, кто-то серьёзный и злой, находящийся в рубке подлодки, открыл по лодчонке Банкина шквальный огонь из пулемёта…
Один за другим прогремели два взрыва, над подводным судном встала высокая водная стена.
— Фьорд, запускай мотор! Полный вперёд! — скомандовал Ник.
«Кошка» подошла к тому месту, где совсем ещё недавно наблюдалась хищная и элегантная подводная лодка. Теперь здесь повсюду плавали какие-то непонятные обломки, окружённые со всех сторон круглыми масляными пятнами.
— Вон Гешкина посудина, кверху дном плавает, — тронул Ника за плечо Куликов, уже вылезший из своего боевого арсенала. — Фьорд, правь вплотную к перевёрнутой лодке!
Подошли вплотную. Банкина нигде не было видно. Борта и дно лодки представляли собой одно сплошное решето, как минимум пятьдесят крупнокалиберных пуль достигли своей цели.
— Эх, Гешка, Гешка! — скорбно покачал головой Куликов. — Жалко-то как! Такой отличный мужик погиб…
Руководство приказало идти в норвежский порт Берген и сдать архив Троцкого на руки тамошнему резиденту.
«Очень странное решение, — подумал про себя Ник. — По Норвегии уже немцы вовсю разгуливают, для них эти документы — просто лучший подарок. Хотя, начальникам — оно всегда виднее. Как говорится: темней всего — под пламенем свечи…»
Решили по дороге зайти в португальский Синиш, очень уж Нику хотелось ещё раз повидаться со старой Натальей.
Пришли, встали к прежнему причалу, сошли на берег.
Стали бабушку искать — нет нигде.
Парнишка местный подбежал, залопотал что-то на местном диалекте португальского языка. Всё ясно — умерла Наталья…
Кладбище — древней не бывает. На самом его краешке притулилась скромная свежая могилка с крошечной табличкой:
«Natali Ivanova 1865–1940».
Ниже — эпитафия на испанском:
Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах —
Маленький, хрупкий, жёлтый цветок
Плачет в её волосах…
«Иванова? — потекли одна за другой плавные мысли. — А ведь покойный прадедушка рассказывал, что его родная старшая сестра похоронена в Португалии. Неужели…?»
Постояли, повздыхали, помянули.
Утром отправились дальше…
Через шесть неполных суток яхта вошли в бухту Бергена.
Ник вдвоём с Фьордом находились в рубке, голые по пояс — по причине нешуточной жары. А капитан Куликов дрыхнуть изволили — по причине вчерашних алкогольных возлияний.
Красиво было вокруг: солнце запускало радугу разноцветную в зелёные волны, на берегу стройными рядами расположились симпатичные жёлто-красные домишки.
— Эй, Фьорд! — обратился Ник к норвежцу, — Посмотри, красота-то, какая!
А Фьорд глядел совсем в другую сторону.
Там, на молу пирса, стояла невысокая светленькая девчонка, а рядом с ней два пацана-погодка белобрысых, лет по восемь-десять, внимательно наблюдали за подплывающей яхтой.
— Прощай, Андреас! — пробормотал Фьорд. — «Кошку» сам поставишь, не маленький.
Не снимая штанов и ботинок, норвежец тут же прыгнул за борт и неумелым кролем поплыл к этому пирсу…
Пришвартовался Ник кое-как. Ткнулась «Кошка» бортом в старые резиновые шины, аккуратно закреплённые вдоль пирса, да и замерла послушно. Умная девочка.