целыми днями пропадает на службе и ей пришлось бы постоянно находиться в окружении грубых и малознакомых мужиков или замученных жизнью офицерских жен, присматривать за их детьми и забыть обо всякой учебе — даже на заочном, — она кивнула своей разумной головкой, поцеловала Петра и со вздохом согласилась:
— Ну что ж, погодим.
Все получилось как нельзя более удачно. В 1989 году Петр уволился из армии, вернулся домой и поступил на службу в московский ОМОН. После этого они с Оксаной тут же подали заявление в загс. А в середине следующего года у них уже родились двойняшки — Даша и Маша.
…В свое время Петр успел побывать на первой чеченской войне и даже заработать орден «За боевые заслуги». Поэтому, когда после известных взрывов в Москве и нападения боевиков на Дагестан началась вторая чеченская кампания и командование части стало готовить отряд московских омоновцев для командировки в Ичкерию, он отнесся к этому совершенно спокойно.
— Не люблю кавказцев, — не раз говорил он сослуживцам, — они хвастливые, жадные и бесцеремонные как дети. Но если детей хоть можно воспитать, поставив их в угол или нашлепав по попке, то этих зверюг с автоматами и кинжалами лучше сразу отправлять к Аллаху — пусть он сам занимается их воспитанием!
Более того, когда появилась возможность уклониться от этой командировки и остаться в Москве, Петр и не подумал этого сделать, парируя все упреки жены со спокойной улыбкой:
— Ну, детка, что ты волнуешься? Через пару месяцев я вернусь с новым орденом — только и всего!
— А если не вернешься, чурбан ты милицейский?
— А куда я денусь? — искренне удивился Петр. — На черкешенке, что ли, женюсь?
Оксана не выдержала и засмеялась. Впрочем, это был едва ли не последний раз, когда она смеялась, поскольку начались проводы, а с ними и бесконечные слезы. О войне, как одном из самых безумных и страшных проявлений человеческой деятельности, написано множество книг. Наиболее правы те авторы, которые называют войну тяжелой и грязной работой. Можно лишь добавить, что, поскольку эта работа продолжается круглосуточно, она становится образом жизни. А в жизни всегда перемешано трагическое и комическое, светлое и темное. Находясь в Чечне и занимаясь «зачисткой» освобожденных регулярной армией городов и сел, отряд московских омоновцев довольно часто попадал в объективы журналистских телекамер. Зная о том, с какой жадностью родственники смотрят в Москве военные репортажи, омоновцы пользовались любой возможностью оказаться перед телекамерой, чтобы «передать горячий привет родным и близким». Однажды, возвращаясь в расположение отряда, Петр застал такую картину — один из его бойцов, воинственно приосанившись перед съемочной группой, состоявшей из корреспондента и оператора, и положив обе руки на висевший на шее автомат, бодро вещал в микрофон:
— Мама, за меня не волнуйся, со мной все в порядке, я скоро вернусь!
— Маску сними, чучело! — хладнокровно заметил подошедший сзади Петр, после чего все стоявшие поблизости едва не попадали на землю от хохота. Как это ни странно, но кроме него никто почему-то не обратил внимания, что увлекшийся боец забыл снять шерстяную омоновскую маску с прорезями для глаз!
Когда до конца командировки оставались уже считанные дни, в отряд поступила команда срочно проверить оставленное жителями село, в котором, по данным армейской разведки, была замечена группа боевиков.
Явившиеся в село омоновцы никого не обнаружили, зато неожиданно угодили под огонь собственной артиллерии. Элементарная несогласованность между армейским командованием, решившим разделаться с боевиками собственными силами, и генералами из МВД привела к тому, что отряд Петра был накрыт ураганным огнем реактивных установок «Град». Отходить было поздно, спрятаться негде. Пока Петр пытался связаться по рации с военными, его бойцы отчаянно вжимались в землю и молили Бога о спасении.
— И «град» отечества нам сладок и приятен! — переждав первый залп, прокричал ему в ухо подобравшийся поближе замполит.
Следующим залпом их обоих разметало в клочья, так что обезумевшей от горя Оксане даже не пришлось хоронить мужа в цинковом гробу и рыдать в платок под залпы прощального воинского салюта!
Глава 27
ЛЮБОВЬ ИЗДАЛЕКА
Что касается Антонины Ширмановой, то, к счастью для нас, с ней не случилось того, что произошло с любимой героиней Льва Николаевича Толстого Наташей Ростовой. Благополучно выйдя замуж в достопамятном 1991 году — вскоре после знаменитого путча — и уже на следующий год родив сына Владимира, Антонина избежала превращения в «красивую самку». Ей даже удалось сохранить девичью душу, а вместе с ней и способность краснеть по самым незначительным поводам. И это очень восхищало ее мужа — прожженного циника и режиссера Аполлинария Николаевича Вельяминова.
При том, что ее личная судьба устоялась, обретя очертания домохозяйки при богатом муже, жизнь страны становилась все труднее и тревожнее. В самом начале реформ, когда ежедневно росли цены, денег на съемки новых фильмов никто уже не давал — даже под такое известное имя, как Вельяминов, — и ее мужу, едва отпраздновавшему свое пятидесятилетие, пришлось менять профессию. На паях со знакомыми он зарегистрировал издательство «Дора», которое занялось тогда еще только набиравшими популярность латиноамериканскими телесериалами.
Новоявленные коммерсанты покупали права у зарубежных кинокомпаний на издание литературной версии сериала, готовившегося к показу по российскому телевидению. Затем нанимали бедствующего писателя и сажали его делать литературную обработку русского перевода монтажных листов, по которым производилось озвучивание фильма. Благодаря бешеным темпам работы и неимоверной растянутости любого сериала, книга успевала выйти из печати за месяц до окончания показа. Нетерпеливые телезрители, желавшие поскорее узнать, чем все закончится, получали такую возможность. Более того, именно Вельяминову пришла в голову мысль уговорить того же литератора писать продолжения. После этого на книжных лотках стали появляться «Тайные страсти-2», «Просто Мария-2», «Моя вторая мама-2», не имевшие уже никакого отношения к первоначальным сериалам и представлявшие собой плод творческой фантазии неизвестного российского литератора. Разумеется, он так и оставался неизвестным, поскольку ставить под рубрикой «Зарубежный кинороман» подлинную фамилию автора никто не собирался — это бы слишком напоминало вывеску магазина у Гоголя — «Иностранец Иван Федоров».
Когда
