Книга Дневник - Генри Хопоу

вечер Вика сказала, что больше не вернется домой и будет жить в Курямбии. Во всяком случае пока не обезопасит Марка от двух питающихся нечистью кровососов, пока не изгонит демона из Козлова. В тот вечер «месть» мы заменили «операцией по изгнанию». В тот вечер мы и начали прорабатывать эту операцию.

Вика вывалила содержимое рюкзака на пол. Две пачка песочных печенек, десять упаковок лапши быстрого приготовления, шесть банок тушенки — это провизия. И как только она смогла донести все это на своих плечах? Оказалось, рюкзак она перевезла на раме самоката, а сама сидела на нем, как на сиденье. Умница!

Витя включил радио.

«Ты горишь как огонь» как раз закончилась, когда Вика пересчитала сбережения. Девять тысяч с лишним — купюрами от пятидесяти до пятисот рублей. Больше было сотенных. Вика накопила эту сумму за полгода, уже зная, что однажды ей придется сделать этот шаг, что ей придется перейти Рубикон. Она могла накопить и больше, если б не тратила их на мошенников в интернете, обещающих изгнать бесов из близких людей. На всех этих магов, колдунов, ведьм — шарлатанов.

— Если бы меньше тратила на косметику и успокоительные, сейчас тут было бы тыщ тридцать, не меньше, — сказала она. — Если бы дядя Марк успел починить самокат до командировки, мне не пришлось бы отдавать три тыхи подвыпившему мастеру с сомнительным опытом из гаражного кооператива, на дверях которого и весела вывеска «Ремонт электровелосипедов и самокатов». В прочем, самокат он починил, правда заявленные два дня работы переросли в неделю. Неделя — в две.

Мы не знали, на что, кроме еды, могли понадобиться ее деньги, но уверенны были в одном: лишними они никогда не будут. Деньги, Профессор, никогда не бывают лишними. Обычно они бывают последними. В нашем случае — точно не лишние и точно последние.

Вика подбросила деньги, и те упали на наши плечи, как опавшие листья на осеннюю землю. Сказала, что это был праздничный салют, приуроченный к ее выходу из плена. Салют в честь чего-то доброго. Салют в честь нового будущего!

Мы собрали деньги. Витька приволок старый, мятый, ржавый, маленький, с нерабочим электронным замком, но настоящий сейф. В него то мы и сложили без каких-либо проблем все сбережения. В него вместилось бы и сорок тысяч, и сто.

— Когда нашел его на помойке, сразу понял, что он еще пригодится, — пояснил Витя, отвечая на наши удивленные взгляды.

Нерабочий замок сейфа он починил мотком скотча, и дверь больше не открывалась.

Запасные вещи Вики: штаны, шорты, пара футболок, кофта, легкая куртка и нижнее белье, которое она не постеснялась показать — а мы были только рады, — Витя отнес в темноту подвала. Сказал, там гардеробная. Рюкзак повесил на гвоздь на стене. Тот закрыл собой несколько дюжин нарисованных писек. На полу остался только фиолетовый пакет с белой надписью на иностранном. Раньше у меня дома тоже были такие пакеты, когда… когда родители… когда Поля… когда они делали заказы в этом интернет-магазине. Когда они еще могли это делать. Кто знает, может, эти пакеты до сих пор пылятся в квартире? Кто знает, Профессор, кто знает…

— Мои старые вещи. Детские, — пояснила Вика, доставая из пакета серебристые кроссовки. Еще в нем были белые носки, розовые шортики с переливающимися в свете лампы бабочками, розовая футболка с Лизой Симпсон (меня она сразила наповал) и черная бейсболка с надписью золотыми нитками «BABY» и россыпью звездочек. — Угадайте, для чего они.

Я пожал плечами.

Она улыбнулась и показала на меня пальцем.

Витя захохотал раньше, чем я успел смутиться. Осознание пришло позже. Это было чертовски умно с ее стороны. Это был восхитительный план.

— Ты хотел новую жизнь. Жизнь, в которой тебя никто не узнает. Жизнь, в которой никто не будет в тебя тыкать пальцем. Жизнь со свободным выходом на улицу. Ты же еще хочешь выйти?

— Только об этом и мечтаю, — не соврал я. Ее план меня восхищал. Этот план даже переплюнул «Данила Профова».

— Ты рехнулся? — смеялся Витька. — Ты правда станешь наряжаться в девчачью одежду?

Я разделся до трусов, никого не стесняясь. Ее план меня так очаровал, что я смог бы и трусы снять, только в этом не было никакой необходимости. Думаю, посетители выставок, настоящие ценители культуры, глядя на бесценные экспонаты, чувствуют то же самое, что чувствовал тогда я, осознавая, насколько ее легенда была продумана и крута. Думаю, это и был ничего не значащий для меня ранее экстаз.

Футболка, шортики и носки были впору. Сидели на мне как литые, словно и покупались под меня. А вот кроссовки были великоваты, хлябали. Эту неисправность я исправил затягиванием шнурков. Ремешок бейсболки пришлось растянуть, сделав ее шире.

— Витя, тащи большое зеркало, — попросил я, стоя в центре Курямбии в новом наряде. Никогда бы не подумал, что мне понравится девчачья одежда. — Не удивлюсь, если оно у тебя где-нибудь там запрятано.

— Удивишься, потому что его нет. Хотя было, — он почесал нос. — Разбилось, когда я поставил на него сейф. Забыл, что оно лежало на полу. Просто вышибло из памяти.

Я вздохнул.

— Улыбочку, — сказала Вика.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Она меня сфоткала. Чертовски умная!

На экране ее телефона был все тот же Илья, только в девчачьей одежде. Меня мог узнать кто угодно. Любой, кто когда-то был со мной знаком. А сколько человек меня знали? Сто? Двести? Или меньше? Даже если тысяча — это даже не один процент от населения города. Но однопроцентная вероятность тоже вероятность, о которой нельзя забывать.

Я расстроился.

Вика достала последнее, что лежало в фиолетовом пакете с белыми буквами. Парик Харли Квинн с двумя косами синего и розового цвета (Вика надевала его всего раз — на Хэллоуин в школе) и девчачьи очки с шестиугольными рамками оправы и затемненными линзами. В этих очках я видел так же хорошо, как в своих. Удивительно!

— О-хре-неть, — произнес Витя и хлопнул в ладоши, когда я полностью нарядился. — Клянусь, не узнал бы!

— Правда?

— Улыбочку! — Вика снова сделала снимок. В этот раз сработала вспышка.

— О-хре-неть, — удивился я, глазея на экран. — Сам себя не узнаю! Пойдем скорее на улицу! Я так по ней соскучился!

— Уже поздно. Не люблю говорить на древнем, но утро вечера мудренее, — остановила Вика и меня, и Витю. — А еще я устала. И хочу спать.

Спорить мы не стали.

В 20:47 Витя ушел домой.

В 21:30 мы с Викой легли на одну единственную кровать. «Девчонкам, — сказала она, — можно спать