Книга Океан для троих - Реджи Минт

Ты не помнишь его, но ничего не мешает вам познакомиться вновь. И полагаю, что свою жажду приключений в этой компании ты полностью удовлетворишь.

Я люблю тебя, Доран, и всегда хотела для тебя только счастья. Жаль, что мы много не успели сказать друг другу, и еще больше сделать. Еще горше мне от того, что все десять лет ты держался вдали от меня, хотя у мертвых для этого, должно быть, есть тысяча причин, которых живым не постичь.

Сказать осталось немного, я уже вижу паруса “Каракатицы” и твои призрачные мачты у нас на горизонте. Сколько раз я видела их во сне — не пересчитать.

Я не могу оставаться рядом. Тогда встану рядом с выбором, о котором буду сожалеть всю жизнь. Я люблю тебя, Доран. И как друг, и как женщина только может любить мужчину. Но и Рауль занимает в моем сердце столько места, что вырвать его оттуда не выйдет. Остаться рядом означает разрушить ту дружбу, что была между вами, и сделать несчастными сразу всех.

А мы и так слишком долго страдали.

Если все удалось и ты читаешь эти строки, то знай — я оставляю тебя с легким сердцем и в надежных руках. Если тебе понадобятся моя жизнь, честь или рука (уже без прежней мистической силы, что тут поделаешь) — дай знать.

Свой долг перед тобой считаю исполненным лишь отчасти, и все три остаются в твоем полном распоряжении.

С нежностью в сердце,

Всегда твоя,

Дороти Вильямс”

Зеленые воды моря Мертвецов постепенно сливались с синими волнами океана.

Оставляя по правому борту Янтарный, “Свобода” на всех парусах шла в сторону Краба.

Глава 32. Почти эпилог. Хозяйка поместья

День для конца октября выдался на удивление погожим.

Ярко-рыжие клены на главной аллее поместья подсвечивало мягким солнцем с самого утра. Рассветный густой туман лег на желтую палую листву серебристой росой. К полудню обещало еще потеплеть: ветер с ночи разогнал облака.

В общем, удачный был день, во всех отношениях — на этом сошлись и кухонная прислуга, и дворовые, а на конюшне с ними согласились. Правда, старый Тентли, потирая в скрюченных артритных пальцах кнут, вздумал покряхтеть про то, что в день, когда казнили короля Кирела, погодка была тоже расчудесная. Ему пригрозили лишением вечернего стаканчика эля, и он недовольно замолчал. Эль был сердцу куда милее справедливости.

В целом посреди царивших с серого предрассветного часа хаоса и суеты все слуги, и постоянные, и наемные, сошлись на одном — денек для свадьбы сегодня самый что ни на есть подходящий. На кухне было все готово загодя: вечером в большой зале будут давать обед на смену из двенадцати блюд, а уж легкие закуски тут никто и не считал. Еще пару недель назад в поместье через заднюю калитку началось паломничество местных бездельников, которых по чьему-то недоразумению окрестили охотниками. Они тащили свежую добычу — начиная от осенних перепелок и заканчивая оленями.

Кабана принесла вчера троица нетрезвых, но крайне удивленных парней из деревни за холмом. Да и на морде самого подношения тоже, кажется, застыло такое выражение, словно добыча поразилась тому, что, во-первых, оказалась в здешних лесах, а во-вторых — что эти трое ухитрились в нее попасть.

Кабана, тем не менее, освежевали, но надевать на вертел пока не решились: домоправительница ходила смотреть на клыкастую отрезанную башку по три раза в день, чтобы убедиться, что ей померещилось и это действительно вепрь.

И не зря! На пятом осмотре кабан не выдержал и выдал себя с головой — у него отвалился клык. Клей высох. А вот получившегося из него подсвинка уже без страха замариновали и обещали подать под конец празднества.

Украшать поместье тоже хотели загодя, но местные цветы быстро вяли, а розы из шелка, до которых покойная матушка нынешней леди была такая любительница, поела в сундуках моль.

Поэтому служанки украшали залы в ночи, чтобы прохлада помогла подольше сохранить свежесть букетов. В итоге поутру все клевали носами и валились с ног.

Если бы леди выходила замуж в главном городском храме, то у бедняжек было бы время прикорнуть, но ее светлость решили провести церемонию в маленьком храме, который выстроил в глубине парка один из старых Вильямсов в честь какой-то военной победы.

По случаю торжества парк привели в идеальный порядок — даже выгнали из дупла старую сову, чтобы не испортила молодым дорогу от жертвенника своим уханьем, не накликала беду. Дорожки вымели от опада, а от ствола к стволу вдоль аллеи протянули гирлянды из золотого вербейника.

Сам храм вычистили, и приглашенный из города жрец всю ночь курил там травы, чтобы наполнить не самое посещаемое местечко в парке божественной силой. Получилось у него или нет — было пока не ясно, но летучие мыши, проживающие под стрехой крыши, умудрились переполошиться и нагадить на раскрытую священную книгу — с утра пришлось посылать мальчишку за уксусом, спасать реликвию.

Мелисса Тэтчвуд, домоправительница леди Дороти, устало опустилась на скамью в парке и прикрыла глаза, в уме перебирая, что могли позабыть в суете, и поочередно загибала пухлые пальцы, по числу проделанной работы:

— Вино в холоде, пироги томятся, пудинги готовы, спальни прибраны и проветрены, матрасы заменены…

Последнее стоило ей большой крови: вернувшаяся с морской службы леди категорически не хотела спать как человек ее положения — на большой мягкой кровати, а зачем-то поставила узкую кушетку и проводила недолгие часы сна именно на ней.

Уж как Мелисса ни билась, но избавиться от проклятого топчана у нее не выходило. Однажды она даже подговорила плотника подпилить ножки — и что же? Кровать, конечно, подломилась, но тот же плотник буквально за два часа соорудил точно такой же новый топчан.

Но уж теперь-то она от него избавится — ее светлость постыдится небось супруга на такое ложе вести. Тем более что огромная кровать с балдахином в покоях новобрачных была совершенно восхитительна — вся в воздушной кисее занавесок, с резными столбиками, по которым вились эти всякие морские гады с щупальцами и ракушками.

Что до Мелиссы, ей бы, конечно, по нраву были больше цветы, но леди с детства бредила морем. Хорошо хоть теперь наплавалась, поотпустило.

Надо сказать, ее возвращению здорово удивились все — от домашней прислуги и до уже поглядывающих со значением на ворота поместья родичей.

Признаться, все рассчитывали, что