улыбалась. Ынбёль хотела вопить.
Сила потянула её ближе к отражению, а потом она прошла сквозь него. Слилась с неизвестной сущностью, что жила в отражении. Или только там пряталась?..
Об этом она подумать не успела.
Чувство было такое, будто Ынбёль нырнула, не задержав дыхание. Резкая холодная волна окатила её с ног до головы, задержавшись у сердца. Надавила на горло, не давая возможности вздохнуть. Уронила на колени и придавила, мстя. Ынбёль не дышала, но и не умирала. Ынбёль была и не была, снова, как в первый раз, но теперь уже навсегда.
Ынбёль изменилась полностью и бесповоротно. Никаких мирных соглашений, никаких уступок. Только сделка. Его жизнь за её душу. Помощь духа за тело. Знания за силу.
Это не было похоже на смерть. Ынбёль все видела и чувствовала как и минуту назад, но в то же время совсем иначе.
Это было не больно.
А потом пришли воспоминания.
Белая комната. Гроб. Режущий свет. То, что показал Манок, было снаружи, а суть притаилась внутри — в той самой кукле, крошечной и тряпичной. Её не нужно было рассекречивать, она и была разгадкой.
Ынбёль вынырнула. Она ничего не выяснила, потому что знала изначально, что нужно делать.
Домой Ынбёль бежала так быстро, как только могла. Время заканчивалось, теперь уже в самом деле заканчивалось. У неё в запасе была от силы пара часов, а потом… Она не знала, что будет потом, но, что бы там ни было, оно тогда и кончится.
Два часа. Всё или ничего.
Она бежала, впервые возвращаясь домой так резво не из-за боли. Прежде она никогда не хотела туда идти. Её пугали скрипучие внутренности, её пугала мать. Пугали её вечные странные рисунки, чёрные мелки и отвратительные благовония. Пугали её молитвы, её странные запасы трав. Пугало, что она может сделать со всем этим. Но на самом деле она ничего не могла.
А Ынбёль — ещё как. Цикличность жизни вызывала приступ тошноты.
Эллиот встретил её на лестнице. В руках он держал фотоальбом.
— Здесь мало твоих фотографий, — заметил он.
Ещё бы, подумала Ынбёль. Мама любила её недостаточно долго, чтобы фотографировать.
— Это не я, — сказала она. — Вернее, не та я, которую ты знаешь.
— То есть человек?
— Всё чуточку сложнее, — Ынбёль уверенно протопала в комнату матери, выдёргивая ящики из столов, тумб и комодов по пути. Отовсюду лезли какие-то лоскуты, механизмы, соцветия, потёртые книги.
Мелки и чаши нашлись, естественно, у мамы в комнате. Прямо под её импровизированным алтарём.
— Спасибо, — сказала она человеку на картинке, — что хранил это для меня. Я потом всё уберу, мам, — это она равнодушной женщине в кресле. Выгнать бы её в церковь конечно, но здесь всё же безопаснее.
На кухне отыскались нужные травы и нож, а у Ынбёль под кроватью обнаружились старые игрушки. Самодельные. Эллиот ходил рядом. Не мешался, но не отставал. Терпеливо попросил:
— Объясни, что ты делаешь.
— Колдую твоё спасение.
— Ынбёль, хватит говорить загадками. Что бы ты ни делала, я хочу знать. Особенно если это касается меня.
Касается! Ха! Ынбёль с трудом сдержала хохот. Всего несколько часов, а насколько всё изменилось в её картине мира, при том что в его не поменялось ничего.
Эллиот Коди Моррисон не мог знать, что больше не является центром событий. Теперь Ынбёль в самой сердцевине, теперь на неё все будут смотреть и теперь она, а не мальчик-жертва, покажет всем настоящую магию. Магию, что сильнее смерти и дружбы… Но всё ещё тает под ореховым взглядом. Чёрт бы его побрал.
— Послушай, Эллиот Коди Моррисон. — устало выдохнула Ынбёль. — Я ведь уже сказала, я — не та, кого ты знал. И тем более не та, кого знала она, — неопределённый кивок на коридор. — Я выгляжу как она, думаю во многом как она, чувствую как она, но я не она. Сомневаюсь, что ты это поймёшь.
— Я хочу знать, — упрямо повторил Эллиот. — Это всё-таки моя жизнь.
— Я готовлю самую великую магию в своей жизни. Таких метаморфоз не было сотни лет.
— Но разве магия…
— Не ушла? — Ынбёль подмигнула пустой глазницей. — Нет, конечно. Я лишь сказала, что у меня нет над ней контроля. Связь разорвана. Но это не значит, что нельзя докричаться.
— И цена?
Ынбёль усмехнулась. Эллиот Коди Моррисон был очень проницательным парнем. Недостаточно, чтобы выжить в первый раз, но он явно быстро учился.
— Если бы я отвечала, как она, я бы сказала, что получу достаточно в случае победы. Я разделяю это мнение.
— Ты всё ещё хочешь меня спасти?
— Да.
— Но ты не Ынбёль?
— Я никогда не была Ван Ынбёль. Я всегда была тут. Я, а не она. Я с тобой познакомилась на ярмарке. Я с тобой смотрела диски. Это всегда была я. Ван Ынбёль умерла три месяца назад на пороге этого самого дома. Умерла довольно жалкой смертью, но весьма вовремя.
— Ты дух?
— Эллиот, — Ынбёль с трудом сдерживалась, чтобы не отослать его куда-нибудь. Времени было ужасно мало, а вопросы всё никак не кончались. — Это слишком сложно для человеческого двумерного восприятия. Чёрное и белое, лёд и пламя — вы так всё видите. Вы смотрите на мир сквозь призму законов природы. Магия существует над ними. И вне её. Я — существо над природой. Я не Ван Ынбёль, но никогда не перестану ей быть. Всё, что я делаю, я делаю для тебя, но лучше тебе мне не мешать.
Эллиот каким-то чудом её дослушал. Опустил взгляд, угрюмо спрашивая:
— И что прикажешь делать мне?
— Закопай этот кинжал в землю у порога, а потом собирайся и беги. Когда всё начнётся, тебе здесь будет не место.
— Ты говорила, они придут за мной.
— Глупости, — отмахнулась Ынбёль, обрывая соцветия. — Ты для них невидим, а я вот легко обнаруживаемая. Они думают, что найдут нас обоих. Давай не будем их радовать.
— Я не… Я не хочу тебя бросать.
— Мило. Но сначала мне надо тебя спасти.
— Ты убьёшь их?
Ынбёль замерла. Что-то внутри в очередной раз перевернулось и раскололось — сколько же в ней ещё целых костей? Чёртовы метаморфозы все никак не успокаивались.
— Я сделаю то, из-за чего они будут невыносимо страдать. А теперь, пожалуйста, возьми мой свитер и беги. Хватит разговоров.
Ну вот и всё. Ынбёль получила то, что хотела. Каждый из них. Оставалось только выполнить свою часть сделки — каждому из них. Но перед этим было ещё одно важное дело.
Ынбёль зашла в ванную, прикрыв за собой дверь. Она слабо помнила, как ей
