такое… Цвета… не то что бы кислотные, но… плакатные. И тут я поняла, что мне это всё напоминает! Пиндосскую пропаганду семейной «американской мечты» из пятидесятых. Или рисунки с толстушкой Хильдой и прочий пин-ап. «Берём!» — говорю. Составила схемы сочетаний, заказала баннер на стенку рядом с дверью магазина, слоган: «новая коллекция постельного белья — АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА!» — и завлекательная картинка в нужном стиле рядом. Кричалку под это дело составила. И что вы думаете? Приунывшие продажи поползли-таки вверх. В девяностых люди ещё грезили призраком града на холме.
Да, я эксплуатирую стереотипы. А разве не это — основа торговли?
Короче, посчитала я, и вышло, что не требуется от меня больше строчить аки пулемётчик. Всё равно выйдем в плюс. Пусть не в такой огромный, но по итогу… не буду сейчас вас цифрами морочить, тем более что менялись они каждый месяц, и тем не менее, десять-двенадцать средних зарплат выходило.
Плюс парикмахерская, опять же. Обувщик. Курочка по зёрнышку клюёт.
Вот с пристроем в Юбилейном у меня пока не очень всё прогрессировало. Прикинула я резервы — ну никак. Я не так чтобы сильна по части строительства, особо объяснить не смогу, но пока он застрял на стадии 'есть фундамент, стальной каркас и закруглённая крыша. Одним словом, напоминало это гигантскую остановку. Чтоб внутри не шарились и не гадили, обтянули мы конструкцию баннерным полотном и временно заморозили. Всё-таки клуб сейчас важнее. Там, конечно, сейчас побелится-покрасится — и уже можно и тренировки проводить, и танцевальные занятия, пусть даже пока без зеркал.
А ЕЩЁ ЖЕ БЫТОВУХА!
Жить как?
В смысле — в той как бы квартире, в которой пока есть только голые стены, а из всех прелестей только выделенная ванная, точнее, пустая бетонная коробка под будущую ванную, «бэз никому»? Не буду же я просить людей потолки мне белить и плитку клеить на общественных началах? Обои лепить? Да и полы там, как во всём этом бывшем магазине — бетонные. Холодно же. Надо хотя бы линолеум, что ли. А в спальнях лучше ковровое покрытие, цельное, чтоб бабушка не запиналась. С возрастом, помнится, она частенько падать стала.
А ещё мне до смерти надоело жить без удобств под рукой.Стиралка-автомат, микроволновка, быстрый чайник и большой холодильник — программа-минимум. И телефон туда надо провести. Две линии хотя бы — общественную и для бабушки.
И музыкальный центр! Занятия-то под что вести?
За этими глубокомысленными размышлениями меня застал внезапно вернувшийся муж. Я страшно обрадовалась.
— Ух ты! Как тебе удалось на ночь вырваться, колись?
Вовка явно гонял какие-то свои мысли и прям конкретно зависал.
— Ну, Вова! Проснись! Рассказывай давай! По порядку! А то я так не люблю, с пятого на десятое.
Размораживался он с некоторым трудом.
— По порядку… Приехал в ИВВАИУ — сразу к дяде…
Дальше из контекста я поняла, что к дяде не по причине родственных тёплых чувств, а потому что дядя как раз занимал определённую должность. Потом дядя вышел, а беседу с Вовкой продолжил некий товарищ, о котором он не особо захотел распространяться — «не надо это тебе». Поня-а-атно.
— Суть-то в чём?
— Суть… В обеспечении твоей охраны. Внешняя тоже останется.
— Неочевидная, я так полагаю?
— Да. И в качестве ближней — я. Но мне категорически не хватает квалификации. Поэтому буквально с завтрашнего дня для меня составлен план занятий. Часть — в группах, часть — индивидуально. Буду утром уходить и часов в семь-восемь возвращаться. Ты пока сидишь дома, лучше никуда не выходи.
— Ну, придумали тоже, домашний арест! Погоди, я не поняла, а училище? Мы ж хотели, чтоб ты второй год дослужил — и подать на отчисление?
— Всё, уже отчислен. Переведён дослуживать срочку в специальную роту охраны, причём какая-то московская часть, а тут я типа в служебной командировке.
— Ух ты, класс! А тебя всегда на ночь отпускать будут?
— Ну да. Я ж тебя охраняю.
— А-а-абалдеть! Очень мне нравятся такие порядки! — я повисла у мужа на шее, — Слушай… А потом? Тебе служить-то два месяца осталось.
— А потом буду зачислен специальным сотрудником. Поскольку некоторые тут особо ценные кадры…
— Типа в ФСБ? А охранять будешь опять меня?
— Ну да.
— Ловко, — и тут до меня дошло, — А что, есть подозрения?..
— Есть некоторые. Но пока умеренные. Так что жить мы будем как обычно.
— А если…
— А если подозрения начнут конкретизироваться, то, скорее всего, поедем в какой-нибудь закрытый военный городок.
— Фубля. Не хочу такое. Я не умею быть космонавтом, и женщины меня не любят…
Вовка слегка отстранился:
— Почему — космонавтом?
— Ну-у… В закрытых сообществах мне тяжело. Там где народу мало, как на космическом корабле. Всё время кого-нибудь треснуть хочется. А им хочется коллективно треснуть меня.
— Понятно. Будем надеяться, что до этого не дойдёт.
35. МОЯ ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
РОДНЯ
25 апреля 1996, четверг.
С утра звонила Вовина мама. Узнала про мои приключения, переживала.
— Да не волнуйтесь, — говорю, — Всё уже нормально. Вы как сами там? Снег сошёл? Медведи не шалят?
Послушала новости, похвасталась, что у нас вовсю листья зелёные, и мама помидоры готовится на первое мая высаживать. Ну, надо же мне как-то их подталкивать к переезду. Не подумали, говорю, над моим предложением в Иркутск перебраться?
Они, конечно, думали, но как-то и опасались. Ну, ничё-ничё, дожмём.
Передали в обе стороны кучу садоводческих приветов. Это прямо наша точка взаимопонимания.
Ближе к вечеру снова зазвонил телефон. Я, как положено, подала звуковой сигнал голосом (это у нас с папой излюбленная цитата, из какой-то древней инструкции):
— Алло.
Тишина. Но кто-то определённо дышал.
— Я вас внимательно слушаю. И у меня, кстати, телефон с определителем номера.
В трубке щёлкнуло и отключилось.
Я усмехнулась и выписала в книжечку циферки. Вовка придёт — покажу. Есть у меня подозрение, что он в курсе, кто это.
Пришёл он усталый, шопипец. А я сразу коварно предъявила ему бумажку. Не знаешь, говорю, кто это? Звонят, дышат…
Муж посмурнел и попросил меня пойти пока что в комнату и дверь прикрыть. Да пожалста! И через дверь прекрасно слышно было, как он рычал и желчью исходил.
Жалобно звякнули рычажки телефона. Ну всё, теперь и кормить можно! Подобреет, сам расскажет.
Вовка, однако, не торопился. Долго плюхался под душем.