поцеловал меня в макушку:
— Я бы всё равно тебя нашёл. Ты мой огонёк, который ведёт меня вперёд. Моё счастье.
— Я люблю тебя, солнце моё. Во всех мирах и на любых планетах.
— Я люблю тебя, радость моя.
И мне казалось, что наш шёпот разбегается эхом в отражениях времени и пространства.
Вместе.
Навсегда.
Я ДОМА. МОЖНО РАДОВАТЬСЯ?
24 апреля 1996, среда.
Нас отпустили домой. В смысле — меня отпустили, обширный дохтур в белом халате с пуговицами вынес вердикт, что я в поряде. А Вовку отправили со мной. И всё получилось довольно ловко, потому как не успели нам выписку вручить, а тут как раз папа приехал меня проведать — а я домой собираюсь. Он нас вместе и довёз, раз такое дело.
Охранники куда-то исчезли. Слились с пейзажем, я так подозреваю.
Дома уже знали, ждали нас с накрытым столом. Мама пребывала в некоторой прострации. Если папа как минимум предполагал какие-то нестандартные связи и взаимоотношения с определённым кругом лиц (в конце концов, он меня дважды в поездках сопровождал), то для мамы экстренное водворение меня в отдельную палату, размещение рядом охраны и вот это вот всё стало некоторым шоком. Настолько, что она, по-моему, опасалась со мной разговаривать на эту тему. Ну, знаете, типа «меньше знаешь — крепче спишь».
А вот бабушка была просто рада, что я вернулась. Плакала, встречала нас пирожками. Боже мой, ей же стоять у плиты трудно… Короче, я тоже плакала, все расчувствовались, обнимались и рассказывали, как они дружно испугались и переживали.
Пока сидели — зазвонил телефон. Вову, какое-то его армейское начальство. Я прислушивалась из-за стола, пыталась угадать, что происходит. Он заглянул в зал:
— Любимая, меня вызывают в ИВВАИУ.
— Срочно?
— Да, я поехал.
Отец поднялся:
— Так давай, я тебя подкину, мне тоже уже пора.
По-любому, отдельно поговорить хочет.
Я выползла из-за стола в коридор:
— Вов, ты вернёшься сегодня?
Он обнял меня, прижался щекой к макушке.
— Я даже не знаю.
Да блин, когда кончится уже эта армия…
Папа дождался своей очереди, обнял меня тоже:
— Ну всё, доча, пока.
Мама с Василичем тоже как-то вдруг засобирались, и остались мы с бабушкой вдвоём. Посидели обнявшись, погоняли чаёв, а потом баба как-то враз устала. Силы, видать, кончились. Я отправила её полежать, постояла посреди зала и решила, что настало время разгребать завалы.
Во-первых… Во-первых, институт. Поигрались, и будет. Я позвонила на кафедру, попросила соединить меня с деканшей.
Филимоновна была в своём репертуаре. Сурово выразила мне сочувствие. Я прям представила её строгое лицо с небольшой складочкой между бровями.
— Я так понимаю, Оля, вы пока дома?
— Да. Прописан домашний режим.
— М-хм, м-хм… Хотите оформить академический отпуск?
— Напротив, хочу подать заявление на сдачу текущего и последующего курсов экстерном.
Мда, редко кому удавалось удивить Филимоновну. Однако не та она была дама, чтобы хлопать крыльями. Помолчала секунд пять — да на этом и всё. Уточнила только:
— Вы уверены в своих силах?
— Процентов на восемьдесят семь. Согласно секторной логике, это является гарантией результата.
— М-хм… — я практически увидела, как она кивает, — В таком случае нам нужно определиться с темой диплома.
— Тема определена — собственно, то исследование, которое побудило меня перевестись с филфака на дошкольное. Да и работа уже написана. Мне, фактически, нужен только официальный рецензент, а руководителем можете вписать любого преподавателя, кого вам удобно.
— Даже так?
— Да, если это приемлемо, я завтра с подругой передам распечатку. И заявление на экстернат заодно.
Не буду мучать вас дальнейшим пересказом разговора — там уже разные мелочи и детали.
Не успела я с Филимоновной поговорить — звонок в дверь. Анна прискакала.
— Ну, ты чё, мать⁈ Обалдела, что ли, в реанимацию попадать⁈
А что, ещё и реанимация была? Я тут вообще не в курсе.
— Ну, звиняйте…
— Рассказывай!
В палату ко мне, по ходу, пускали только отца, мать и мужа.
— А чё рассказывать? Отвал башки. Причина науке неизвестна. Пошли чай пить, с перемячами!
Оказывается, всю субботу Анна героически подменяла меня в «Белом вороне».
— Народу привалило, слушай!..
— Дохренилион?
— Ага. Прихожку и два зала побелили. Окна все помыли, красотища.
— Так там же нет ничего, ни вёдер, ни тряпок?
— Всё принесли! И стремянки, и валики!
— Ленинский субботник, короче?
— Ага. В правой стороне, где мы с тобой тогда в кабинете сидели, помнишь — мужики кафель почти закончили.
— Ну, круто.
— Вообще, вид другой сразу. Краску надо, в следующую субботу красить придут.
— Краску купим…
Протрепались мы три часа про всякое, и тут она вспомнила, что маман велела ей на ужин картошки начистить! Понеслась! Чуть я не забыла ей в нагрузку распечатки мои выдать.
— Ань, Филимоновне завтра отдай.
— А что это?
— Диплом, она знает.
Проводила я Анну и хотела уже переключиться в режим Ярославны — смотреть в окно и тосковать в ожидании мужа. Или хотя бы звонка мужа. Но тут вспомнила, что из всех завалов разобралась только с институтом. Так что «на Путивле, на забрале» пока откладывалось на неопределённый срок.
И ЭТО СЕРЬЁЗНЫЕ ВОПРОСЫ, МЕЖДУ ПРОЧИМ!
Тэ-э-экс, пункт второй — бизнес. Всё время мне почему-то хочется иронично так: «бизьнес». С мягким знаком*. Ну да ладно.
*Ой, анекдот неприличный, вспоминать не будем…
С шитьём было всё относительно понятно. Тут было занято три человека: Ирка, мама и Василич, раз-два в месяц привозивший с баз расходники. Предпраздничный период показал, что они, в принципе, и без меня справятся, если заранее всё по уму планировать. Вот и оставлю себе стратегию.
Есть у меня, кстати, мысль: вот мы переедем в клуб, мы же и бабушку с собой заберём. Швейку из залов к сентябрю надо убирать — там, согласно моему гениальному стратегическому плану, аэробика и околотанцевальные направления должны вовсю раскрутиться. Во всяком случае, исходя из моего прошлого опыта, так должно быть. И куда всё это тащить? Правильно, как раз в квартиру. Устроить в ней мини-швейный цех, чего помещению простаивать?
А в стратегическое планирование швейного производства у меня, вроде, вполне ничего себе получается.
Вот, например, приехали мы в прошлый раз на нашу тканевую базу, а там новый привоз. И такой он… странноватый на наш вкус. Клетка, больше на рубашечную похожа. Горохи белые на ярком фоне. Ну,
