Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Своего бывшего сокурсника и коллегу по МИДу Костю Антонова он встретил в Нью-Йорке, когда шел второй год его командировки. За стаканом скотча Костя рассказал о своем бизнесе, и у Виктора потекли слюнки. «Сколько можно наварить, если вложить… — Виктор Васильевич запнулся, прикидывая свои возможности, — десятку, например?» — «Что такое десятка? — снисходительно улыбнулся Костя. — Полтинник — это уже кое-что…» — «А сотня?» — спросил Шрамков, и сам испугался того, что сказал. «Серьезно? — Костя впервые посмотрел на него с интересом: — Можешь вложить такие бабки?»
В облике Бориса Дмитриевича Мухина от бухгалтера не было ничего. Это был крупный мужчина с большой красивой головой, румяными щеками и смеющимися глазами. «Ба-а! — восклицал он, встречая кого-нибудь из старых знакомых. — Сколько лет, сколько зим!» — и обязательно заключал в объятия. Он любил поесть, выпить, посидеть в ресторане в хорошей компании, умел сделать женщине комплимент и при этом трогательно заботился о своей хрупкой белокурой супруге Ниночке. Про них говорили «красивая пара», хотя обоим было уже под пятьдесят. За долгие годы работы в МИДе он ухитрился не нажить себе ни врагов, ни недоброжелателей.
Неизвестно, на чем основывалась дружба столь непохожих друг на друга людей — замкнутого и вечно чем-то недовольного Шрамкова и жизнерадостного Мухина, — но факт остается фактом: главный бухгалтер полпредства был единственным человеком, которому Виктор Васильевич доверял, насколько, впрочем, вообще был склонен доверять кому бы то ни было. Называя Косте сумму в 100 тысяч долларов, Шрамков блефовал — таких денег у него не было и быть не могло. Он и сам толком не знал, зачем он это сделал — то ли просто сболтнул, то ли у него действительно уже наклевывалась некая мысль, но, когда Костя сказал, какой процент можно получить, вложив эти деньги, Шрамков лишился покоя. «Так что ты подумай, старик, — многозначительно произнес Костя, гипнотизируя его взглядом, — я здесь до пятницы».
Лежа без сна рядом с равнодушно посапывающей супругой, Виктор Васильевич говорил себе, что взять такую сумму ему все равно негде, а мечтать о несбыточном — дело пустое и даже вредное. Но чем больше он это понимал, тем больше хотел. Мысль о Мухине не сразу пришла ему в голову, а когда пришла, он с ужасом отогнал ее. «Вдруг откажет? Кем я тогда буду в его глазах? Еще, не дай Бог, кому-нибудь сболтнет?..»
Выйдя на следующий день на работу с твердым убеждением, что такой разговор невозможен, Виктор Васильевич, обедая с Мухиным в представительской столовой, не удержался и рассказал о встрече с Костей. Компанейский Борис Дмитриевич, который и сам был не прочь подзаработать, сразу понял, что от него требуется, и согласился на несколько месяцев выдать Шрамкову под расчет сто тысяч долларов.
Москва встретила его неприветливо. Как всегда, не было тележек для багажа, и пока он озирался в поисках ее, какой-то жучила предложил ему «свою» за десять баксов. Грубо отшив его и проклиная «демократов», Шрамков сам потащил чемодан к стоянке такси. Валил мокрый снег — ему сразу залепило очки, и он вынужден был поставить дорогой чемодан в грязь, чтобы протереть стекла. И наконец, таксист, здоровый амбал с красным лицом, нагло потребовал сто долларов, чтобы довезти его до дома. Виктор Васильевич хотел было возмутиться, но, окинув взглядом окружающее пространство и заметив длинную очередь на маршрутку, плюнул и, что-то проворчав себе под нос, согласился.
Приехав на Брянскую, он сразу бросился к телефону. Костя не отвечал, и он почувствовал, что им снова овладевает тревога. Он принялся бесцельно слоняться по квартире, но зачехленная мебель, настежь открытый пустой холодильник и немытые окна, выходящие на вокзальную площадь с автобусами, уличными торговками и бомжами, наводили еще большую тоску, усиливая тягостное ощущение неприкаянности и одиночества. Не выдержав, он набрал номер родителей и тут же пожалел об этом — мать, подойдя к телефону, разохалась, что он не предупредил о своем приезде, и долго донимала его бессмысленными вопросами, не случилось ли чего с ним или с Сашенькой. «Я бы хоть в квартире у тебя убралась, — причитала она и, не дав ему опомниться, потребовала, чтобы он немедленно явился к обеду: — Я только что сварила куриную лапшу… еще горячая…» — «Отец дома?» — спросил он, едва скрывая досаду и проклиная себя за то, что поддался настроению и позвонил, хотя собирался спокойно принять душ и заняться делами и только потом объявить о своем приезде. «Дома, конечно! Куда он денется?..»
Стоя под горячим душем, он пытался убедить себя, что все хорошо, что мать обрадуется подаркам, а потом они как всегда будут сидеть за большим столом в уютной отцовской гостиной и говорить о политике.
Но и тут его надеждам не суждено было сбыться. К подаркам мать отнеслась равнодушно и оживилась только тогда, когда он достал альбом с фотографиями. «Сашенька-то как повзрослел!» — умилялась она, и Виктор, гордясь успехами сына в английском, ввернул, что тот смотрит телевизор и все понимает. «А Оля зачем постриглась? — воскликнула Валентина Георгиевна, увидев снимок невестки. — Не надо было ей позволять!» — и он почувствовал, что с трудом сдерживает раздражение.
Кроме того, они оба показались ему какими-то постаревшими, потускневшими, потерявшими интерес к окружающему, и он никак не мог понять, чего больше у него в душе — раздражения или жалости. Отец хмурился, слушая его рассказы об интригах в представительстве, но молчал.
— Ты зачем приехал? — спросил Василий Демьянович, и он вздрогнул, в очередной раз подивившись умению своего отца попадать в самую точку.
До Кости удалось дозвониться только в начале второго. Нервы его к этому времени уже окончательно расходились, и он чуть не нахамил своему ни в чем не повинному приятелю, когда тот, лениво зевнув, благодушно спросил: «А-а, это ты, старик?.. Завтра приедешь?»
В эту ночь Виктор Васильевич впервые за последние полгода спокойно заснул.
На даче Антоновых в Алабино Виктор никогда не бывал и дом двадцать семь по улице Красных комиссаров нашел не сразу. «Черт его дернул тащиться на дачу!» — ворчал Виктор, увязая в снегу.
Над крышей поднимался жидкий дымок, и он с раздражением подумал, что богатые хозяева вполне бы могли позволить себе отопление. Забрызганная грязью темно-вишневая Костина «хонда» стояла у самого крыльца. Виктор поднялся по ступенькам, обглоданным веничком стряхнул с ботинок снег и толкнул дверь. В прихожей было темно, и откуда-то из глубины дома доносилась тихая музыка.
— Костя, это я! — позвал он, но никто не ответил.
Виктор поставил кейс на пол, расстегнул дубленку и двинулся по коридору на звуки музыки.
— Костя, ты где? — повторил он, увидев, что в комнате, где играла магнитола, никого нет. — Костя, алло!
Недоумевая, Виктор приоткрыл соседнюю дверь и в ужасе застыл на пороге.
В кресле перед камином сидел его приятель Костя Антонов с простреленной головой, а на полу, рядом с выпавшим из рук глянцевым журналом, лежал пистолет.
Первая мысль, пришедшая ему в голову, была мысль о самоубийстве. Однако он тут же понял, что это не так. Расположение пулевого отверстия (в центре лба), валяющийся корешком кверху журнал и пистолет, лежащий в полутора метрах от тела, возможность самоубийства исключали полностью.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
