Таковы были результаты крестового похода Ричарда Корнуэльского. Но если ему удалось с помощью ловкой дипломатии восстановить королевство, то он не в силах был объединить подданных королевства. Даже в плане внешней политики тамплиеры по-прежнему отказывались одобрить договоры, заключенные с Египтом: в 1242 г. они разорили окрестности Хеврона, спровоцировав этим ответный набег правителя Трансиордании, владельца Хеврона. Вдобавок тамплиеры устроили грабительский налет на Наблус и опустошили город (30 октября 1242 г.). Тогда султан Египта выслал армию, которая окружила Яффу; но военные действия на этом остановились. Немного позднее правитель Дамаска возобновил войну против египетского султана: он вступил в союз с правителем Трансиордании, который, с целью заручится помощью франков, отдал им Храм, где до этого проводилось мусульманское богослужение. Султан Египта, чтобы избежать последствий этой уступки, поспешил со своей стороны признать этот дар: тамплиеры тотчас же принялись сооружать крепость на месте их прежней резиденции (1243 г.).
Ричард Корнуэльский пытался примирить обе партии, но враждебность гвельфов, которых поддерживали тамплиеры, к власти императора достигла такой остроты, когда всякое согласие стало невозможно. Поэтому, перед тем как отплыть на Запад (3 мая 1241 г.), английский принц с грустью писал об упадке королевства «из-за распрей и засилья узурпаторов». Кажется, что именно он предпринял последнюю попытку полюбовно восстановить власть своего шурина Фридриха; ведь только он один мог рассчитывать на всеобщее признание в Святой Земле. Спустя месяц после отъезда Ричарда «бароны, рыцари и горожане Иерусалимского королевства», включая вождей гвельфской партии, Бальана д'Ибелена и его братьев, их кузена Жана д'Ибелена, Филиппа де Монфора, сеньора Торона, и Жоффруа д'Эстрена, сеньора Хайфы, сошлись на одном решении. Они попросили, чтобы император «вернул им свое расположение и простил все прошлые прегрешения, которые и послужили причиной раздора, до сего дня царящего на этой земле». Бароны также просили Фридриха, чтобы в ожидании совершеннолетия Конрада или его приезда в Сирию он назначил бальи графа Лестера, Симона де Монфора, с обещанием сохранять для каждого «его имущество (sa reisum) и право» и управлять «в соответствии с обычаями и ассизами Иерусалимского королевства». Все поклялись подчиниться этому бальи, снять колокол и упразднить должности консулов и капитанов коммуны Акры (7 июня 1241 г.). Весьма вероятно, что их письменное обращение к Фридриху, оригинал которого хранится в Лондоне, было переправлено графу Ричарду с тем, чтобы он заступился в пользу просителей перед императором.
Выбор Симона де Монфора как претендента на пост бальи заслуживает того, чтобы обратить на него внимание: этот сын предводителя альбигойского крестового похода (того самого мелкого барона из Иль-де-Франса, который, завоевав Тулузу и победив Арагон, был близок к тому, чтобы овладеть всеми владениями могущественного дома Сен-Жиллей — Лангедоком, Руэгом, частью Гаскони и центральным массивом), был совсем не похож на своего брата Амори, который оказался неспособен удержать под своей властью «герцогство Нарбоннское». Он стал достойным наследником графов Монфор-л'Амори, которых на протяжении целого столетия судьба бросала в гущу сражений во всем латинском мире и манила короной. Симону, графу Лестеру, было суждено подчинить себе короля Генриха III Английского и погибнуть в битве при Ивземе, положившей конец почти королевской истории рода Монфоров. Можно задать себе вопрос: а не действовали ли сирийцы под влиянием Ричарда Корнуэльского, который, будучи встревожен амбициями своего новоявленного шурина (в 1238 г. Симон женился на его сестре), захотел избавить Англию от будущего вождя партии баронов и одновременно даровать Сирии энергичного предводителя, способного сплотить вокруг себя всех франков — разве Симон не стал впоследствии главой лиги баронов, чьи требования необычайно схожи с теми, что высказывали Ибелены? Возможно, что провал кандидатуры графа Лестера означал для франкской Сирии потерю последней надежды. Нам неизвестно, почему Фридрих отклонил Симона: в любом случае, Филанжиери продолжал управлять Тиром и Иерусалимом. По той же причине Филанжиери нажил себе грозного врага; с 1239 г. кузен Симона де Монфора начинает играть важную роль в Сирии: Филипп де Монфор был сыном Ги де Монфора, сеньора де Ла Ферте-Але, брата первого герцога Нарбоннского, и Эльвис д'Ибелен. Вернувшись на Святую Землю, которую покидал для сопровождения своего кузена Амори (попавшего в плен в битве при Газе и скончавшегося на обратной дороге в Италию), Филипп женился на дочери Раймунда-Рупена, унаследовавшей от отца Торон и Шатонеф (1240 г.). Однако, несмотря на свое весьма скромное происхождение, Филипп вовсе не собирался довольствоваться сеньорией, состоявшей из фьефов всего восемнадцати рыцарей. Его брак давал ему право претендовать на трон Армении, коим он незамедлительно воспользовался. Он стал одним из самых активных сторонников идеи возвести на практически вакантный иерусалимский престол своего брата Симона. Когда этот план провалился, Филипп задумал овладеть Тиром, богатейшим городом, который оставался единственным значительным владением Иерусалимской короны. Когда же он достиг своей цели, страх утратить город превратил его в одного из злейших врагов франкской монархии: он подчинится королевской власти только тогда, когда король Гуго де Лузиньян признает право Монфоров на Тир.
После этого перерыва, во время которого проблема заключения союза с египтянами или дамаскинцами только усилила распри, война между гвельфами и гибеллинами возобновилась: сделано это было по инициативе Филанжиери. Он с интересом наблюдал за раздорами в рядах франков и не мог спокойно стерпеть унижения, которым одержавшие победу гвельфы подвергли своих противников. Особенно это касалось тамплиеров, которые, не удовольствовавшись тем, что развязали свою личную войну против мусульман из Египта и Трансиордании, напали на своих соперников, рыцарей-госпитальеров и тевтонцев, даже не обеспокоившись мнением короля-императора.
Таким образом, с 1239 г. госпитальеры вошли в партию гибеллинов, и первой заботой Великого Магистра Пьера де Вьей-Брида и Великого Командора Тевтонского ордена, было пожаловаться императору на нападение со стороны тамплиеров (резиденция тевтонцев в Акре была разграблена). Филанжиери использовал эту жалобу как предлог, чтобы вмешаться в дела Акры, что ему удалось довольно легко, так как тамплиеры немного времени спустя послали все свои силы в иерусалимскую армию Эда де Монбельяра, стоявшую лагерем под Цезареей. В городе также не было ни одного Ибелена (Бальан находился в Бейруте, Жан д'Арсуф в своей Арсуфской сеньории, Ги и Бодуэн на Кипре); Жан Цезарейский только что умер, последовав в могилу за своим дядей Бальаном Сидонским. Партия гибеллинов вновь вырисовывалась в Акре, где Филанжиери мог рассчитывать на содействие пизанцев: двое нотаблей, Джованни Ваалино и Гильом де Конш, вступили переговоры с маршалом империи.
Тогда Филанжиери прибыл в Акру, без сомнения, преждевременно (возможно, он хотел всего лишь изучить ситуацию на месте): Великий Магистр ордена госпитальеров со своими войсками отправился в княжество Антиохийское, где командор Маргата воевал с султаном Алеппо. Маршал тайно проник в резиденцию госпитальеров, но Филипп де Монфор, который единственный из гвельфских баронов находился в тот момент в Акре, прознал, что двое названных выше «буржуа» собираются побудить население подчиниться власти бальи Тира, отказавшись от повиновения Эду де Монбельяру; они уже приняли клятвы от своих сторонников. Филипп спешно собрал гвельфскую партию, добился помощи генуэзцев и венецианцев и приказал арестовать Джованни Ваалино и Гильома де Конша. Филанжиери, которого предупредили о провале заговора, бежал из города по тайному ходу («ворота Мопа») и благодаря своему проворству спасся от войск Бальана д'Ибелен-Бейрута (пехотинцев из латинян и местного населения, маронитов или мусульман, с ливанской «Горы»), которые вошли в Акру и в течение нескольких месяцев осаждали резиденцию госпитальеров (решив, что там укрылся Филанжиери). Осада была снята только после того, как Пьер де Вьей-Брид и госпитальеры, вернувшись из Маргата, стали лагерем в командорстве Винь-Нов (откуда они угрожали Акре). Великому Магистру даже пришлось поклясться, что он не вступал ни в какой сговор с Филанжиери.
