Жрец не ответил. По синей от холода коже пробежала волна движения, и Гаврила словно услышал, как со скрипом натянулась смерзшаяся кожа, щелкнув, повернулись кости. Преодолевая холод, жрец с трудом сделал шаг, другой и скрылся за камнем. Звал он его куда-то что ли? Или наоборот заманивал?
Гаврила покачал головой, удивляясь происходящему. От холода он плохо соображал. Мысли, словно ленивые рыбы в ледяной воде, медленно толкались в черепе, и вдруг все встало на свои места.
Глыба качнулась вперед, потом назад, и снова вперед. Масленников словно бы увидел, как мститель за поруганного Бога навалился на гранитную глыбу худым плечом и толкает, толкает её вниз…
Он только не мог сообразить — зачем? Камень мог упасть, самое близкое, в десяти шагах впереди. Совсем старик умом двинулся на морозе, что ли? Или мозги напрямую отморозил?
Камень упал с третьего толчка. Он отпрыгнул, оттолкнувшись от скалы, и рухнул на снег. На мгновение глыба замерла, сдерживаемая льдом, но смёрзшийся снег не смог удержать её, и она провалился вниз, насквозь пробив снежный мост.
Он вскрикнул, но ветер затолкал крик назад вместе с пригоршней снега, да и кто бы услышал его, если б он закричал? Только снег и ветер, а этим двоим было все равно: уцелеет он или нет…
Мост под ногами дрогнул и медленно, словно нехотя поехал вниз. Гаврила козлом скакнул вперед, пытаясь обогнать смерть раз, другой…
Перед глазами мелькнуло только что виденное — пропасть, заполненная пляшущими снежинками и каменные стены уходящие в бездну.
Замерзшие рыбы в голове всплеснули хвостами и бросились в разные стороны, а сам он прыгнул вперед, пытаясь ухватиться за камень, но промахнулся. Скрюченные пальцы только скользнули по ледяной корке, и обрушившийся сверху поток рыхлого снега увлек его за собой.
Глава 37
То, что Смерть его не нашла и в этот раз, он понял едва пришел в ум.
Холод, темнота и резь в груди это не смерть, это жизнь! Эти чувства вынули его из небытия, заставили тело изогнуться в приступе кашля. Только эти три ощущения связывали его с миром. Еще не пошевелив рукой, он попробовал вдохнуть. Получилось!
Воздух вошел в грудь, сделав ощущения холода внутри совершенно невыносимым.
Рук он не чувствовал и даже не знал есть ли они еще у него. С ногами было лучше — что-то там все-таки чувствовалось от колен и выше.
Он попытался встать, но не смог пошевелиться. Страх пружиной развернулся, когда он, представил в навалившейся тьме заледенелые обломки на месте рук, и ног и самого себя — безрукого и безногого, остывающего в снежной могиле, но в этот раз страх не дал ему силу. Спасительный пот не выступил на замерзшей коже, оставив его беспомощным во власти тьмы и холода, но отчаиваться было рано. Он все еще был жив!
Стучало сердце, хлопая по рёбрам, грудь просила воздуха…
Представив, где должны быть плечи он по привычке шевельнул ими. Тишина вокруг рассыпалась хрустом. Он не понял что там хрустело — то ли кости, до нечувствительности прихваченные морозом, то ли это снег хрустел, сминаясь под ним… Но обошлось!
Дернувшись всем телом, Гаврила смог освободить руки. Он не видел их и не чувствовал, но откуда-то знал, что они у него есть. Ничего не видя, он несколько раз ударил руками о тьму вокруг себя. Левая рука откликнулись тупой болью, и Масленников сообразил, что попал по камню. Спеша разогнать кровь, он ударил туда же правой рукой и обрадовался боли, почувствовав, как от отмороженных пальцев та взлетела к плечу.
Снег показался ему огромным зверем и он, как учил Мусил, зарычал, нагоняя боевую злость, но его хрип не ушел никуда дальше снежной могилы, затерялся между снегом и льдом.
Сбросив с лица мелко искрошенный лед, Гаврила руками толкнул снег над собой. Темнота там треснула, он услышал, что что-то посыпалось, и над головой мелькнул тусклый свет.
Теперь он мог разглядеть себя.
Изломанные пальцы казались когтями. Они не разгибались и, чтоб почувствовать их, Гаврила попытался сжать кулаки. Ничего не вышло. Руки не повиновались ему.
В отчаянии закусив губу, он несколько раз тряхнул плечами, разгоняя кровь.
Боль была неожиданной, но и она была счастьем.
Спеша успеть за движением крови, Гаврила дернулся раз и еще раз и руки, словно плети, тоже дернулись, очертив вокруг него полукружье. Боль от этого движения, словно стекла с плеча ниже, и добралась до локтей. Она выжимала слезы, но Гаврила счастливо засмеялся. Он жил, и тело постепенно выныривало из ледяного безразличия смерти…
Уже не боясь, что пальцы раскрошатся на мелкие бескровные осколки, он попытался ударить кулаком по кулаку. От слабости у него это получилось только с третьего раза, зато как получилось!
Снег вокруг него словно взорвался. Темнота раскололась и выплеснулась вверх фонтаном снега. В одно мгновение вместо тьмы перед собой он увидел голубое, голубое небо. Свет и свежий воздух отогнали безумие, и он вздохнул раз, другой, очищая голову от черного тумана.
Подбадривая себя криком, оттолкнулся спиной и поднялся на ноги. Несколько мгновений он стоял, пытаясь удержаться, и скрюченными пальцами хватая пустоту вокруг, но то ли слабость, то ли ветер, качнули его вперед, и он покатился по снежному склону вниз, вниз, вниз…
Снег рванулся следом, но тут Гавриле повезло. Он зацепился ногой за камень, оттолкнулся, и его рывком отбросило в сторону, за гряду так и оставшихся на поверхности снежного поля камней. Снежный вал, набирая скорость, унес его смерть вниз. Через несколько мгновений Гаврила поднялся. Голова сама собой повернулась в сторону затихающего грозного грохота. Далеко внизу вспухало снежное облако, превращаясь в тучу и закрывая собой петли реки.
Где-то в нем, в этом облаке, перемешанный со льдом, снегом и мелкими камнями летел и жрец.
От жалости к себе Гаврила заплакал маленькими злыми льдинками, но даже тут не подумал, что жрецу повезло больше чем ему.
До гребня оставалось всего ничего. Подвывая от боли, он поднялся и, медленно переставляя ноги по рыхлому снегу, захромал вверх.
За гребнем стало легче.
Ветер остался позади, задержанный скалами и Масленников, сперва медленно, давая избитому телу возможность разогреться и вспомнить, для чего нужны руки и ноги, а потом все быстрее и быстрее пошел вниз. Холод уходил из него понемногу, словно кто-то незримый и огромный отхлебывал его из человеческого тела. Он чувствовал себя ножнами меча, вечность пролежавшего в снегу, из которого постепенно, вершок за вершком выходило ещё более холодное лезвие.
Шаг, другой, десятый… Кости сдвигались, мясо обретало чувствительность, напоминая герою о том, что он хоть и везуч, но все же смертен.
Не забывая смотреть под ноги, Гаврила поглядывал и на руки. Перед глазами все ещё стоял снежный фонтан, освободивший его из-под лавины.
