– Отлично! Великолепно! Теперь все кончилось, и бояться намнечего! Ты сказал тете?
Я хотел ответить «да», а тут она сама говорит:
– Про что это, Сид?
– Да про то, как мы все это устроили.
– Что «все»?
– Да все; ведь только одно и было: как мы с Томом освободилибеглого негра.
– Боже милостивый! Освободили бег… О чем это ты, милый?Господи, опять он заговаривается!
– Нет, не заговариваюсь, я знаю, о чем говорю. Мы егоосвободили, мы с Томом. Решили так сделать и сделали. Да еще как превосходно!
Он пустился рассказывать, а она его не останавливала, всесидела и слушала и глядела на него круглыми глазами, и я уж видел, что мне вэто дело соваться нечего.
– Ну как же, тетя, чего нам это стоило! Работали целыминеделями, час за часом, каждую ночь, пока вы все спали. Нам пришлось красть исвечи, и простыню, и рубашку, и ваше платье, и ложки, и жестяные тарелки, иножи, и сковородку, и жернов, и муку – да всего и не перечесть! Вы себепредставить не можете, чего нам стоило сделать пилу, и перья, и надписи, и всеостальное, и как это было весело! А потом надо было еще рисовать гроб и кости,писать анонимные письма от разбойников, вылезать и влезать по громоотводу,вести подкоп, делать веревочную лестницу и запекать ее в пироге, пересылать ввашем кармане ложки для работы…
– Господи помилуй!
– … напускать в сарайчик змей, крыс, пауков, чтобы Джим нескучал один; а потом вы так долго продержали Тома с маслом в шляпе, что едвавсе дело нам не испортили: мы не успели уйти, и фермеры нас застали еще всарайчике; мы скорее вылезли и побежали, а они нас услышали и пустились впогоню; тут меня и подстрелили, а потом мы свернули с дороги, дали им пробежатьмимо себя; а когда вы спустили собак, то им бежать за нами было неинтересно,они бросились туда, где шум, мы сели в челнок и благополучно переправились наплот, и Джим теперь свободный человек, и мы все это сами сделали – вот здорово,тетечка!
– Ну, я ничего подобного не слыхала, сколько ни живу насвете! Так это вы, озорники этакие, столько наделали нам хлопот, что у всехголова пошла кругом, и напугали всех чуть не до смерти?! Хочется мне взятьсейчас да и выколотить из вас всю дурь, вот сию минуту! Подумать только, а я-тоне сплю, сижу ночь за ночью, как… Ну, негодник эдакий, вот только выздоровеешь,я уж за тебя примусь, повыбью из вас обоих всякую чертовщину!
Но Том весь сиял от гордости и никак не мог удержаться – всеболтал и болтал, а она то и дело перебивала его и все время сердилась ивыходила из себя, и оба они вместе орали, как кошки на крыше; а потом она иговорит:
– Ну, хорошо, можешь радоваться, сколько тебе угодно, носмотри, если ты еще раз сунешься не в свое дело…
– В какое дело? – говорит Том, а сам больше не улыбается:видно, что удивился.
– Как – в какое? Да с этим беглым негром, конечно. А ты чтодумал?
Том посмотрел на меня очень сурово и говорит:
– Том, ведь ты мне только что сказал, что Джим вбезопасности. Разве он не убежал?
– Кто? – говорит тетя Салли. – Беглый негр? Никуда он неубежал. Его опять поймали, живого и невредимого, и он опять сидит в сарае ибудет сидеть на хлебе и на воде и в цепях; а если хозяин за ним не явится, тоего продадут.
Том сразу сел на кровать, – глаза у него загорелись, аноздри задвигались, как жабры, – и кричит:
– Они не имеют никакого права запирать его! Беги! Не теряйни минуты! Выпусти его, он вовсе не раб, а такой же свободный, как и все людина земле!
– Что этот ребенок выдумывает!
– Ничего я не выдумываю, тут каждое слово правда, тетяСалли! А если никто не пойдет, я сам туда пойду! Я всю жизнь Джима знаю, и Томего знает тоже. Старая мисс Уотсон умерла два месяца назад. Ей стало стыдно,что она хотела продать Джима в низовья реки, она это сама говорила; вот она иосвободила Джима в своем завещании.
– Так для чего же тебе понадобилось его освобождать, если онуже свободный?
– Вот это вопрос, – это как раз похоже на женщин! А как жеприключения-то? Да я бы и в крови по колено не побоялся… Ой, господи, тетяПолли!
И провалиться мне на этом месте, если она не стояла тут, вдверях, довольная и кроткая, как ангел.
Тетя Салли бросилась к ней, заплакала и принялась ееобнимать, да так, что чуть не оторвала ей голову; а я сразу понял, что самоеподходящее для меня место – под кроватью; похоже было, что над нами собираетсягроза. Я выглянул, смотрю – тетя Полли высвободилась и стоит, смотрит на Томаповерх очков – да так, будто с землей сровнять его хочет. А потом и говорит:
– Да, Том, лучше отвернись в сторонку. Я бы на твоем местетоже отвернулась.
– Боже ты мой! – говорит тетя Салли. – Неужели он такизменился? Ведь это же не Том, это Сид! Он… он… да где же Том? Он только чтобыл тут, сию минуту.
– Ты хочешь сказать, где Гек Финн, – вот что ты хочешьсказать! Я столько лет растила этого озорника Тома, мне ли его не узнать! Вотбыло бы хорошо! Гек Финн, вылезай из-под кровати сию минуту!
Я и вылез, только совсем оробел.
Тетя Салли до того растерялась, что уж дальше некуда; развевот один только дядя Сайлас растерялся еще больше, когда приехал из города ивсе это ему рассказали. Он сделался, можно сказать, вроде пьяного и весьостальной день ничего не соображал и такую сказал проповедь в тот день, чтодаже первый мудрец на свете и тот ничего в ней не разобрал бы, так что послеэтого все к нему стали относиться с почтением. А тетя Полли рассказала им, ктоя такой и откуда взялся, и мне пришлось говорить, что я не знал, как выйти изположения, когда миссис Фелпс приняла меня за Тома Сойера… (Тут она перебиламеня и говорит: «Нет, ты зови меня по-старому: тетя Салли, я теперь к этомупривыкла и менять ни к чему! «) Когда тетя Салли приняла меня за Тома Сойера, имне пришлось это терпеть, другого выхода не было, а я знал, что Том не обидится– напротив, будет рад, потому что получается таинственно, у него из этоговыйдет целое приключение, и он будет доволен. Так оно и оказалось. Он выдалсебя за Сида и устроил так, что для меня все сошло гладко.
