него, он согласится нам дать пострелять, да и плохая это затея… – я пыталась робко противиться брату, продолжая ступать за ним. Мне совсем не хотелось терять свой не так давно приобретенный статус – участницы вечерних посиделок в блиндаже со старшими двоюродными братьями с условием приношения им свежеиспеченных блинчиков или бутербродов, оставленных бабушкой на кухне.
– Ну, не хочешь и не надо, я и один могу, – резко оборвал мое нытье брат и ускорил свой шаг. – Да и заросло тут все, кому тут ходить, а ты боишься, тут джунгли сплошные, не пробраться сквозь них, – отдирая прилипшие колючки репейника, бахвалился брат. Вскинув винтовку, он отогнул ствол, быстро вставил в затвор пульку и, как в лихих ковбойских фильмах, с театральным взмахом над головой, не целясь, выстрелил поверх двери заброшенного деревянного туалета.
– Надо посмотреть! – выкрикнула я – и раздался выстрел…
– Ах вы сучье племя! Надька, ты что ли – кусок заразы! – раздался голос деда из-за двери туалета. Дед жонглировал фольклором вперемешку с добротным матом из-за двери.
– Бежим! – крикнул брат и скрылся позади меня в кустах.
– Ну, а ты что не утекла? – выходя их уборной, спросил меня дед.
– Мне стало страшно, что ты… – не договорила я, глядя на подходящего ко мне живого и невредимого деда. Он обнял меня. Я уткнулась носом в его робу и обняла.
– Ну, ну, будя! – дед отстранил меня и, взяв сундук с инструментами, пошел к дому. Я поплелась за ним. Через пару шагов он обернулся: – На войне не погиб, а тут внуки, мать их за ногу, в туалете, еще чище – в таком месте сгинуть! – на лице деда промелькнула улыбка. – Оружие – это смерть, берешь в руки – открываешь створку в ад, и там уже неважно, хтомо прав, а хто винове́н. Запомни это, если еще желание появится. Один выстрел почище того цунами, круги от него, что от камня на воде… не счесть, – неожиданно тихо сказал дед и ускорил шаг по направлению к летней кухне, где уже суетилась бабушка, накрывая на стол обед, и трусливо выглядывал двоюродный брат в ожидании порицаний.
***
Констанц, июнь, 2014 год
– Мусик, ты не переживай за нас, – старшая дочь деловито успокаивала меня, упаковывая очередную коробку с кухонной утварью.
– Ну, правда, Мусяка, мы уже взрослые, что ты так переживаешь, всего три часа расстояния, – обняла меня младшая дочь, вынося еще одну картонную коробку из своей комнаты.
– Ну, что ты раскисла? – поддержал диалог Лера, беря два больших целлофановых пакета с вещами дочерей. – Квартира у детей хорошая, работа с учебой у Риши слажена, Юляшу приняли в гимназию, все же хорошо! А мы тут сами разберемся… – сделал акцент на последних словах муж и потащил пакеты к выходу.
– Мусь, вы точно не хотите с нами? – младшая дочь заметила наши переглядывания с Лерой.
– Ну, хотим или не хотим, снятая для вас студия, конечно, убежище, но очень маленькое, да и фирма пока за месяц оплатила отель Лере в городе, там посмотрим, – нарочито уверенным тоном ответила я дочерям и, подхватив оставшуюся коробку с собранными вещами, направилась вслед за мужем к выходу.
Снимать большую квартиру в центре Констанца мы не могли. Наши финансы стремительно приближались к нулю, грозя оставить нас на улице. Рабочий контракт мужа все эти месяцы оставался в подвешенном состоянии процесса судебных разбирательств между держателями акций швейцарского холдинга. Небольшие выплаты в виде социальной помощи от моей установленной в Германии инвалидности приходили нам на карту вместе с незначительной суммой компенсации от работодателя мужа. Но это были уже не те доходы, чтобы мы могли далее продолжать арендовать квартиру и выплачивать кредит за новую машину. Недавно приобретенные финансовые возможности стали для нас не доступны. Мы вошли в режим строгой экономии. Старшая дочь нашла место в адвокатской конторе вместе с обучением без отрыва от работы и вполне приличную студию на окраине Штутгарта. Младшая дочь последовала за старшей, охотно согласившись вносить свою лепту в общий бюджет из причитающегося ей детского пособия и заработка от преподавания математики и русского языка для русскоязычных детей младших классов в одной из коммерческих школ города.
– Они справятся, они у нас такие смышленыши, – всю обратную дорогу из Штутгарта муж пытался поддержать меня в принятом нами семейном решении. – Да и перспектива для них там сейчас, а мы тут попробуем разобраться со всем, надеюсь, все решится к концу месяца, и мы получим обещанные выплаты, снимем квартиру, а пока перевезем вещи в арендованный подвал и поживем в гостинице. Ну, что ты загрустила, моя надежда, – все будет хорошо, плохо уже было. Муж уверенно вел автомобиль по скоростной трассе.
***
Москва, июль, 2014 год
– Так и сказала? Продала сразу?! Бросила трубку?! Вот ведь… – муж сдержал эмоции и только сильней сжал скулы.
– Вот тут есть место, – указала я на свободное парковочное место возле вывески отдела полиции участкового уполномоченного. Очереди не было, и мы вошли в маленькую комнату, заваленную папками и бумагами. За столом пил чай молодой человек в форме.
– Я понимаю все: и про невозможность вылететь, и про умышленные сроки доставки корреспонденции, невозможность собрать указанную сумму за день, и нетранспортабельность вашу, – тяжело вздохнув, отвечал нам участковый, вертя в руках мою справку об инвалидности.
– По-человечески я на вашей стороне, да и любой бы… – осекся он.
– Вы бы позвонили сестре, сообщили, что выкупать будете и собираете сумму, – продолжал рассматривать мои документы милиционер.
– Вы смеётесь, – стал нервничать муж. – Звонили, конечно, писали, вот у нас распечатки наших посланий и звонков, мы специально приложили, – муж подошел к столу, где сидел участковый, и стал перебирать в принесённой нами папке бумаги, желая подтвердить наши слова. – Вот последнее ей сообщение о том, что мы собрали указанную ею сумму в течение месяца, и ее ответ, вот читайте, что она ответила, – муж с нажимом плюхнул листок поверх папки.
– Она написала, что это уже не ее проблемы, но раньше мы не могли, – тихо произнесла я, наблюдая, как участковый вчитывается в положенный перед ним листок.
– Понятно, а людям вы звонили, что сейчас проживают в квартире, а так это и фирма, и новые жильцы в одном лице, понятно… тут еще и дети ваши прописаны: одна несовершеннолетняя уже и выписана без вашего ведома! Вот дают! Предприимчиво и быстро работают, я вам скажу, – перебирал лежащие в папке документы участковый. – Понятно все, схема знакомая, что сказать, вам в суд нужно, по-другому не выйдет, да и
