результат исследования С. А. Жебелева, который на основании анализа литературных и эпиграфических материалов пришел к такому заключению: «После 146 г. те территории, которые, вслед за ахейской войной, составили непосредственные владения римлян в Греции, присоединены были к провинции Македонии и находились в непосредственном подчинении ее правителя»; «во вторую половину II в. до н. э. отдельной провинции Ахайи (понимая под ней всю Грецию) не было. Но вместе с тем ясно видно, что в спорных делах, отличавшихся известной сложностью, … греки обращались за решением их к правителю Македонии, а если это не приводило к мирному концу, то в разбор дела вмешивался сенат»[192].
Не менее скудны наши сведения об экономическом положении Греции в конце III и в первой половине II в., до окончательного крушения независимости Македонии и Эллады. Мы имеем в литературных источниках некоторые описания и общие характеристики отдельных греческих областей в начале и в конце интересующего нас периода. Около начала II в. Гераклид Критик дал в сатирическом плане описание Греции, отрывки которого сохранились (GGM, I, 97 сл.). Об Афинах Гераклид пишет, что большинство домов бедны, красивых очень мало, и чужестранец с первого взгляда может даже усомниться, действительно ли перед ним знаменитый город Афины; вскоре он, однако, в этом убедится, когда увидит знаменитые храмы, гимнасии и т. д. Но чужестранцы, интересующиеся тем, что им нравится, забывают про рабство (λήθην τῆς δουλείας ἐργάζεται). Прекрасные зрелища и развлечения доступны всем, и это заглушает голод и позволяет забыть об еде. Если чужестранец привез с собой провизию, он может провести здесь время приятно. Богатым посетителям докучают бегающие по городу в поисках заработка осведомители.
В несколько ином роде описывает Гераклид Фивы. Он отмечает, что споры фивяне решают не законным порядком, а кулачной расправой, «перенося в правосудие навыки, приобретенные атлетами в гимнических играх. Поэтому судебные процессы у них затянулись по крайней мере лет на тридцать. Напомнивший в народе о чем-либо подобном, но немедленно не удравший из Беотии и оставшийся в городе самое короткое время, подвергается насильственной смерти от руки тех, кто не хочет, чтобы судебное дело разбиралось. Убийства у них совершаются по любому поводу».
Насмешливое описание Фив у Гераклида основано на действительном положении вещей в Беотии. Полибий пишет (XX, 4, 1), что «уже с давнего времени беотяне находились в состоянии упадка в противоположность более далекому прошлому, когда государство их процветало и славилось». «Государство беотян было окончательно расстроено, и у них в течение чуть не двадцати пяти лет не было постановлено ни одного приговора ни по частным жалобам, ни по государственным делам». Выше мы видели, что приостановка судебных разбирательств, как и раздача беднякам жалованья из казны (Polyb., XX, 6, 1–2), была выражением общего экономического расстройства Беотии и острой классовой борьбы, которую древние источники обычно искажают. К сожалению, Полибий в своем желании дискредитировать демократию в Беотии, выражается весьма резко, но неопределенно о некоторых интересных явлениях общественной жизни того времени в Беотии: «Люди бездетные, умирая, не оставляли имущества своего в наследство родственникам, как было у них в обыкновении раньше, а обращали (διετίθεντο) на пиры и попойки и делали его общей собственностью друзей; а из тех, кто имел детей, многие отделяли большую часть своего имущества для застольных сотовариществ» (συσσιτίοις). Возможно, завещание имущества (при отсутствии прямых наследников) «в общую собственность друзей» и организация сисситий говорят о каких-то мерах улучшения положения бедноты. Сюда же относится и сообщение Полибия, что «иные из союзных стратегов выдавали беднякам даже из государственной казны жалованье» (μισθοί, XX, 6, 2).
Городам Беотии приходится прибегать к займам на тяжелых условиях (Акрэфия, SEG, III, 356, 359); город Ороп обещает наградить особыми почестями лицо, которое согласится ссудить городу на год один талант из 10%; но нашелся только один такой охотник (Syll.3 544).
Только ненавистью к демократии можно объяснить тот вывод, к которому приходит автор исследования о Беотии в III в. Фейель[193]. Оказывается, что все бедствия Беотии объясняются… демагогией! «Начиная примерно с 220 г., демагогическое управление распылило общественные ресурсы и быстро разорило как частных граждан, так и города; упорствуя в своей демагогии, главари беотян стали тогда прибегать к печальным приемам, как займы под высокие проценты, уловки, имеющие целью воспрепятствовать функционированию суда, увеличение числа празднеств, обращение к щедрости богачей и иностранных государей». Очевидно, по мнению Фейеля, «роскошная» жизнь бедноты, получавшей пособия от казны и добившейся отсрочки в уплате долгов, была причиной всех бедствий. Между тем сам Фейель приводит материал, показывающий концентрацию богатств в руках немногих, обогащение богачей и разорение бедняков – явление, наблюдающееся в то время во всей Греции и неизбежно сопутствующее упадку классово-эксплуататорского общества. Именно потому господствующие слои рабовладельческого класса приветствовали римскую агрессию, что понимал и Полибий.
Другие литературные данные, касающиеся экономического положения Греции, относятся к периоду после 146 г. Об ахеянах Диодор пишет (XXXII, 26, 2–3): «Они собственными глазами видели, как убивали их родных и друзей, бесчестили женщин, они видели порабощение родины, грабежи и повальное издевательское обращение в рабство; окончательно утратив независимость и свободу, они из величайшего благополучия перешли к крайним бедствиям». Диодор возлагает вину на стратегов и их демагогию – они проводили кассацию долгов и опирались на множество неимущих должников (ἀπόρων χρεωφειλετῶν).
Полибий пишет (XXXVII, 9,5): «В наше время всю Элладу постигло бесплодие женщин и вообще убыль населения (συλλήβδην ὀλιγανθρωπία), так что города обезлюдели и нет урожаев». Для своего времени Страбон указывает (VII, 7, 8–9), что «ныне многие места остаются пустынными, а заселенные представляют села и лежат в развалинах».
Упадок Греции носил общий характер; об этом свидетельствует судьба Афин. Афины меньше всего были затронуты военными действиями, если не считать опустошительного вторжения Филиппа в Аттику в 200 г. С Римом Афины все время сохраняли лояльные отношения и выступали в сенате в качестве посредника и ходатая о мире с Этолией. Для войны с Персеем афиняне предоставили римлянам войско, флот и 100 000 модиев пшеницы, хотя Афины сами нуждались всегда в хлебе (Liv., XLIII, 6, 2–3). Поэтому после победы над Персеем римляне подарили Афинам Делос, Лемнос и территорию полностью разрушенного римлянами Галиарта. И все же состояние афинских финансов было настолько тяжелым, что в 156 г. афиняне решились на чисто пиратский набег: они напали на пограничный с Беотией город Ороп и дочиста его ограбили. Павсаний по этому поводу пишет (VII, 11, 4), что они «разграбили Ороп скорее по необходимости, чем добровольно, ибо афиняне дошли до
