казну за право работать или ездить в Гонконг торговать. У людей появились микроскопические излишки… Немедленно нашлись мошенники.
— И все это нашим именем, именем их собственных злейших врагов! — не удержался и воскликнул сэр Джеймс.
Он еще раз попросил перечесть жалобу и выслушал устные дополнения пострадавших. Несмотря на весь ужас злодеяний, о которых сообщалось, все вместе это составляло такой курьез, что, когда один из крестьян перечислил ухищрения «Патриотов ради мира и справедливости», все присутствующие расхохотались. Понимая весь комизм своего положения, смеялись и сами крестьяне, а их седой вожак и смеялся, и горько плакал, стоя на коленях.
Крестьяне ушли с офицером. Им велено было ждать.
— Откуда жители островов знают обо мне? — спросил Элгин.
— Какой бы ни был бедный рыбак или земледелец и как бы ни был он темен и суеверен, а каждый интересуется новостями политики и коммерции, ходом морской торговли, способами преследования пиратов и разными другими сведениями, доступными его пониманию. Это воспитано в здешних китайцах самой жизнью. Как крестьян, их всегда занимает вопрос, что делается у царя в Пекине, которому они платят подать, войска которого приходится им кормить… Все они политики своего рода.
— Крестьяне усомнились в правдоподобии оснований для сбора с них налогов. Расчетливо и обдуманно решили они добиваться правды. Судя по жалобе, ее составлял опытный адвокат. Крестьянам уже известно, что посол королевы прибыл облеченный полномочиями действовать милосердно. Они утверждают, что и англичане грабят в деревнях, но что китайские дельцы решили это упорядочить и организовать правильное предприятие, заложив под него прогрессивную идею мира и патриотизма, угрожая всем именем королевы, флагом Великобритании и милосердием посла…
— Мое милосердие! — вскричал Элгин.
Разбор дела поручен Смиту.
— Спешите, капитан. Благодарю вас. Оправдайте надежды простых людей! — сумрачно добавил посол. — Отправляйтесь с ними вместе.
— Но мне сначала надо в портретную.
— Что это за портретная?
— Мастерская, где работают три брата китайцы. Один фотографирует, другой раскрашивает фотографии… А третий… Туда сходятся все дороги…
…Ультиматум Элгина был составлен. В нем не было угрозы занять Хонан и весьма деликатно упоминалось лишь о том, что Хонан будет удерживаться вооруженными силами Великобритании до тех пор, пока имперский уполномоченный не согласится на все предъявленные требования. Ультиматум обсуждался с сэром Боурингом и с французским послом бароном Гро.
…По возвращении Элгина из Макао события развивались с чрезвычайной быстротой. Первого декабря в Гонконг из Индии прибыл корабль «Аделаида», на нем двадцать офицеров и пятьсот семь рядовых. Четвертого декабря возвратился «Ассистенс» и доставил сто пятьдесят солдат 59-го полка и триста маринеров, оставленных лордом Элгином «позади». За время их отсутствия только пятьсот «бравых» сохранили вид могущества колонии перед лицом трехсотмиллионного Китая. Е пальцем не пошевелил, чтобы воспользоваться своим преимуществом. Он стих. Блокада реки и прекращение торговли уже не вызвали его враждебных действий. Давно из Кантона не доставляют новые листовки с призывами убивать варваров и с обещаниями за голову каждого платить.
Теперь у Элгина собралось пять тысяч человек. По улицам Гонконга маршировали английские и французские солдаты в синих, красных и голубых мундирах. Целыми днями за городом шли ученья, стреляли из пушек и ружей. Вечерами для рядовых и для команд кораблей устраивались на берегу праздники, развлечения и угощения. Гремели духовые оркестры.
Элгин снова ходил на корабле в Макао, встречался там с бароном Гро и с Путятиным и опять спорил с Вильямом Ридом, упрекая его в нерешительности и уверяя, что рано или поздно американцы встанут на тот же путь, по которому шли в Китай до выборов нового президента, и что надо действовать сообща.
Барон Гро избрал Макао своей резиденцией и базой флота, его моряки, как верующие католики, могли утолять здесь давно томившую их жажду веры. Команды постоянно съезжают на берег и подолгу бывают в соборах. Макао забит французскими моряками, а в гавани полно французских военных кораблей.
Возвратившись в Гонконг, Элгин снова совещался с сэром Джоном Боурингом. В Кантоне делают вид, что поскольку нет никаких официальных извещений о прибытии нового посла Великобритании, то его и нет на самом деле, и нечего беспокоиться. Конечно, там не могли не знать, как посол пришел, как палили пушки, салютуя ему, как потом ушел он в Индию, как снова вернулся и снова палили пушки, как устраивал он балы после тайфуна, а потом опять ушел в Испанию[50]и опять вернулся. Словом, деятельность посла Элгина могла выглядеть в глазах китайцев в самом непривлекательном виде. Е и его советники не могли не объяснить эту неопределенность в поведении нового посла тем, что англичане слабы и трусливы. «Варвары храбры и сильны, — как уже писал Е в листовках, — только на своих дьявольских кораблях». «На суше они бессильны». «В прошлом году им удалось подойти к Кантону, они даже пробили в одном месте стену города и вошли в пролом, но через несколько часов, совершив грабежи, насилия и убийства, трусливо бежали».
Словом, пропагандистская команда наемных мудрецов Е сейчас вовсю работает в Кантоне.
— Да, но просто так… — сэр Джон развел руками в воздухе, — посылать ультиматум нельзя, придется соблюсти церемонии.
Речь пошла о вручении Е Минь Женю верительных грамот.
— Мне надоело с ним чин-чин[51]. Я не хочу разводить много пиджин[52].
— И вы, сэр, заговорили по-кантонски?
Боуринг сказал, что вручение грамот берет на себя, как и полагается.
— В Европе каждая держава имеет своих послов во всех странах. В любой стране, если вы хотите объявить войну, можно вызвать посла другой страны и передать ему ноту с рук на руки. Такое удобство! Приятно вспомнить! Или, при надобности, отправить с чрезвычайными полномочиями своего министра. А кто вы для Е? Он скажет: «Я его не знаю, кто он такой!» Формально вы ему не представлены.
— Да… Он же не пускает меня в Кантон.
— Мы не можем ни единым словом унизить Е Минь Женя, подготавливая военные действия. Мы, сохранив величайшую вежливость, последуем благоразумным путем. Е увидит наше миролюбие.
Элгин не мог не согласиться. Он желал бы не терять времени.
На том расстались. Через несколько минут Боуринг возвратился с расстроенным видом.
— Меня тревожит совесть, — сказал он и уселся в глубокое кресло. У него дергалось лицо, как у нервнобольного. — Я принял участие в судьбе бежавшего в Гонконг писателя Ашунга. Ему грозит виселица. Ашунг задержан, когда передавал секретные сведения для переправки в Кантон известному By, которого мы знаем под именем Хоква.
Элгин знал, что Хоква возглавляет кантонскую корпорацию компрадоров. Он частный доверенный Е.
— Мне было сказано, что
