с костюмом, все доспехи составляли единый комплект. Глаза шлема светились зелёным, а сам он напоминал голову daol' («насекомого»). В этом стиле был выдержан весь бронекостюм.
Я взял со стола перчатки и надел их. Это были необычные перчатки — их подарил отец, когда мне было десять, и эти перчатки — на самом деле пластичная машина из нано-материала, at’harrakht inneal', их изначальная форма — меч и ножны.
Перчатки, под действием мысленных приказов, передаваемых каффом, могли принимать разные формы — из тех, отсканированные шаблоны которых содержались в их памяти. Разумеется, пластичные машины не могут брать из ниоткуда дополнительный материал — поэтому они обычно превращаются в предметы примерно одной и той же массы или размера. Иногда дополнительную материю пластичная нано-машина может набрать, если умные атомы будут захватывать атомы из окружающего пространства и связывать в нужные молекулы — но слишком много атомов захватить не удастся, ведь их нужно держать под контролем в молекулах, составленных умными атомами. Поэтому нано-машина может не слишком сильно увеличить массу и размер, используя атомы окружающего пространства. Можно превратить перчатку в меч, но нельзя превратить перчатку в дом.
Мои перчатки могли становиться мечом и ножнами, копьём (при этом перчатки сливались в единое целое) или шестом, мечом и saig’h-dearr («пистолетом»), мечом и щитом, щитами, щитками, кастетами, ножами, железными дубинками и ещё многим другим.
Меч мог превращаться в металлический хлыст, состоящий из шипастых звеньев, который тут же мгновенно мог вновь стать мечом, а ещё он мог превращаться в меч-пилу с зубцами, и они двигались вдоль лезвия, как у цепной пилы. Всё контролировалось моими мысленными приказами, передаваемыми через кафф. Меч обладал атомарной заточкой, так что без труда резал прочные материалы, включая металлические доспехи.
У меча было имя — T’ha-eliya T’haart («Звёздный меч») — потому что он имел прекрасную гравировку на лезвии в виде светящихся созвездий. В изначальной форме цвет лезвия был тёмный, как ночное небо, и в нём виднелись плавающие, движущиеся, тёмно-фиолетовые и розоватые туманности, на фоне которых мерцали и двигались, плавали созвездия. На лезвии вспыхивало имя меча, написанное луническими буквами — T’ha-eliya T’haart. Ножны были украшены золотистыми декоративными узорами.
Когда пластичная машина была в форме перчаток — на внутренней стороне появлялось изображение крон-лунического алфавита (T’hekarr Angealag’h Gvwelt) — blyqinne («буквы») в виде полумесяцев, в различных сочетаниях переплетающихся друг с другом и с древесными ветвями. Эти полумесяцы — символы нашего алфавита — и означают они три луны, которые обращаются вокруг нашей планеты — Aelon, D’hu, Itatem («Один», «Два», «Три»).
Закончив облачение в доспехи, я покинул dravularr и снова оказался в коридоре с высокими сводами. Я прошёл некоторое расстояние мимо длинных колонн и обнажённых статуй, свернул в переход и попал в просторный зал. Это зал Гвелтэйнэ.
На возвышении стоял большой трон главы дома, имевший такую форму, будто был сделан из ветвей, листьев и стеблей. Всюду в зале — высокие колонны, потолок украшен узорами и лепниной. Позади трона находилась стена, которая и дала название залу — стена Гвелтэйнэ, «Алфавитная стена». На ней изображались луны-полумесяцы — буквы крон-лунического алфавита.
Я миновал зал, и вскоре покинул здание и вышел на наружный двор. Меня ждали.
Во дворе находились наши b’fiire («охотники»), и с ними был мой отец — Дан-Таерин-эль, vad’hael' («глава») нашего Дома.
Как у всех д’хаэнэлле, кожа у отца — серая, глаза — миндалевидные, лунически жёлтые, волосы — белые и длинные, белые тонкие брови и вытянутое лицо. На ухе отца — кафф в виде ларак’ха, сворачивающегося клубком — как у всех членов нашей семьи.
У отца — как у многих вад’хаэллей — был сдержанный строгий стиль в одежде. В домашней обстановке он носил чёрные одеяния с золотым узором в виде лун и декоративных завитушек, у костюмов острые плечи, длинные полы. По праздничным дням отец украшал лицо светящимися временными татуировками в виде лун и абстрактных узоров, мать тоже так делала. Отцу больше ста лет, но возраст выдают лишь хмурые морщины на лбу. Мать чуть моложе.
Сейчас на отце был такой же бронекостюм в виде насекомого, что и на мне.
Помимо отца и охотников была там и моя сестра — Майровина-Эльда. И младший брат — Н’ри, Н’риэль. Полное его имя — Далан’риэль.
Бронекостюм Майры выглядел как ужасная хищная птица — из наплечников, поножей, наручей торчали шипы, стилизованные под растрёпанные перья, за спиной красовался плащ — тоже в виде взъерошенных чёрных перьев, перчатки и обувь напоминали когти хищной птицы. Сейчас ни на ком из нас не было шлема, но когда Майра наденет его, он будет походить на голову хищной птицы, с коротким острым клювом. Вооружена Майра была двумя Г-образными biodag’he («кинжалами»), которые тоже были at’harrakht inneal', что и мои перчатки, и по её мысленному приказу могли превращаться в другие формы — например, в два saig’h-dearr.
Костюм Н’ри походил на костюм Майры — тоже масса торчащих отовсюду острых коротких шипов, только его фактура напоминала чешую, а не перья, а шлем Н’ри походил на голову рептилии. Н’ри был вооружён палкой, которая выпускала dravurokas (боевой лазерный луч), а также брат имел при себе парочку drav-pfirillis («летящая смерть», боевые летающие шаро-дроны). Несколько таких при себе имел и наш отец, а также все охотники.
Рядом нас поджидали ездовые ларак’хи, на которых мы и собирались отправиться на fian b’fiiran («охота на дикозеврей»).
Увидев меня, отец сказал:
Вот и Х’аадри. Что ж, все в сборе.
Теперь мы можем отправляться.
Удачной нам дико-охоты
И в лапы зверям не попасться.
Охотники, а также мы, его дети, хором воскликнули:
— Хъе!
Многие обитатели нашего Teak’h Morr высыпали наружу проводить нас. Среди них были и музыканты, проживающие в нашем Доме и развлекающие нас музыкой и представлениями. Они кричали мне:
Ae'hdars,Dalannal«!Ae»hdars!(«Прощай, лепесток! Прощай!»)
Caidet'hou,Dalannal«!Caidet»hou!(«Удачи тебе, лепесток! Удачи!»)
Из-за моего имени, Даланадриэль, они постоянно в шутку звали меня Dalannal' — Лепесток — чем здорово меня бесили. Они знали, что меня раздражает
