за запястье (ух, и холоднющие руки у него) и заставил сесть.
— Знаю, сейчас ты будешь защищать её — мать всё-таки. Сперва, когда тебя не нашли, я думал, что и ты с ними подался. И, признаюсь, до сих пор не уверен, что без тебя тут не обошлось. Но можешь попробовать убедить меня, что не виноват.
Он забарабанил длинными когтями по столу. Как же Лис ненавидел эту Кощееву привычку! Каждый раз, когда он слышал этот звук, сердце ухало в пятки, а рубаха между лопаток намокала от холодного пота. Но сейчас это был действительно вопрос жизни и смерти…
— А зачем бы мне это делать? — он пожал плечами. — Всё ж хорошо было. Я твой наследник, а матушка — княгиня. Чего ещё желать? Клянусь, я ничего не знал про побег. И вообще… не увезли ли её от нас силой? Ну сам посуди: этот Весьмир, говорят, в неё втюрился. На чужое позарился, стало быть. Взял — да и украл.
Кощей в задумчивости поскрёб острый подбородок.
— Может, ты и прав. Кольцо моё с неё сняли — не отследишь теперь. Да из сокровищницы тоже кой-чего пропало — все огнепёски до сих пор спят беспробудным сном, дудочки волшебной наслушавшись. А ключи только у Маржаны были. Что ж, вот и нашли мы виноватого. Наверняка она Весьмиру подсобила, а потом сама же тревогу и подняла, чтобы сухой из воды выйти. Стража!!!
— Погоди, отец, — Лис молитвенно сложил руки. — Маржана сколько лет нам верой и правдой служила. Не она это!
Глаза у Кощея стали злющими. Ох, не любил он, когда ему перечили.
— Ты батьку править не учи, молокосос ещё. Вот поживи с моё — узнаешь: никому нельзя верить. Слышишь? Ни-ко-му! Самые верные предают. Самые любящие так и норовят воткнуть кинжал в сердце. Все льстят, врут, заискивают, а только зазеваешься — вмиг откусят руку, которой ты им подносишь милости.
— Тогда отдай её мне, — попросил Лис. — Я сам разберусь.
— А это ещё с какого рожна?
— А с такого, что люба она мне. Все ночи со мной проводила, и некогда было ей супротив тебя замышлять. А вот зазеваться и ключик выронить могла. Ну или стащил его кто. Поймали же, говорят, одного дивьего соглядатая. Может, и второй есть?
— Это уж наверняка, — хохотнул Кощей. — А у них при дворе мои живут, мёд-пиво пьют. Так уж исстари заведено. Ладно, забирай свою мару, милуйся с ней, сколько хочешь. Но в командиршах я такой растяпе ходить не позволю. Разжалована! Пущай остальным оружие чистит али полы в казарме моет. А до стражи её больше не допускать.
Две мары, только сейчас подоспевшие на его зов, — ликом с Маржаной схожие, а всё ж таки не такие — дружно сглотнули, услышав окончание фразы.
— Не изволь прогневаться, княже, а кто же нами теперь командовать будет? — одна из них всё же осмелилась подать голос.
Кощей поглядел будто бы сквозь неё и отмахнулся, словно от слепня.
— Да какая разница? Как там тебя?
— Моё имя Муна, господин.
— Вот ты теперь и будешь за главную.
Вторая мара с завистью покосилась на свою подругу, а Муна горделиво приосанилась.
— Благодарю за оказанную честь. Так мне передать Маржане, что она…
— Да, передай и не мешай мне больше, — оборвал её навий князь. — Пошли вон, обе!
Лис поёрзал на сделанном из костей стуле (тот был удобным разве что для самого Кощея, остальные мысленно стонали, но никто не осмеливался высказать недовольство вслух). Ох, Маржане это всё не понравится. Но, с другой стороны, — она знала, на что идёт, сама решила помочь, никто её не заставлял.
— И что же мы будем делать? — он сжал кулаки под столом.
— Сперва позавтракаем, — Кощей достал из-за пазухи льняную салфетку, встряхнул её в воздухе и уложил поверх скатерти.
Миг — и на ней появился кувшин с холодным квасом, чугунок с горячей — с пылу с жару — кашей, несколько ломтей хлеба и чарочка с мёдом, в который, видимо, оный хлеб предполагалось макать. Глядя на округлившиеся глаза Лиса, навий князь хмыкнул:
— Видал чудеса? Это дивья диковинка, у богатыря из перемётной сумы выпала, когда их с Весьмиром наши доблестные упыри повязали. Удобно, а? В поход с собой взял — и горя не знаешь. А ну-ка, испробуй иноземное угощение.
Лис не заставил себя просить дважды: схватил ложку и принялся наворачивать кашу. Ух, и вкусная! Немного сладковато, но ничего — сласти ещё никому худа не сделали.
Опомнившись, он стал есть помедленнее. Ведь чем позже кончится завтрак, тем позже Кощей в погоню за Василисой отправится.
А отец, словно подслушав его мысли, хохотнул:
— Знаешь, почему мы медлим? А потому, что есть у меня особенный Шторм-конь, что мчит быстрее ветра. Если захочу, я ещё и пообедать успею да поужинать. И даже если к ночи выеду — всё равно беглецов настигну. Так что некуда мне торопиться.
— А можно мне с тобой? — попросился Лис.
А ну как удастся сбить погоню со следу?
Но отец покачал головой.
— Ещё чего! Знаешь, как говорят? Негоже хорошей хозяйке все яйца в одну корзину складывать. Я — бессмертный — поскачу. А ты останешься здесь, чтобы мне не пришлось в битве думать, как тебя — смертного — защитить. Да и быстрый конь у меня всего один. Не вдвоём же нам в седло садиться? Да ты не кручинься, настрою тебе навье зеркало так, что моими глазами всё увидишь. Не останешься в стороне.
Лис от досады чуть ложкой по столу не треснул, но всё ж таки вовремя опомнился. Добавил только:
— Коли выяснится, что матушка и впрямь с ними сбежала, прошу, отец, умерь свою ярость, не руби сплеча. Уверен, похитили её подлые дивьи люди.
— Посмотрим, — буркнул Кощей.
