Бал тальминок собрал вместе кадет-александровцев и их вечных соперников, гимназистов Градской мужской гимназии.
Там случились несколько славных кулачных боёв, в результате коих противник – то есть гимназисты – был опрокинут и обращён в паническое бегство, но ни Фёдор, ни Петя в этом не участвовали. Лиза с Зиной вновь увлечённо играли в Шерлока Холмса и доктора Уотсона, и это было хорошо, потому что куда более серьёзная тайна осталась в неприкосновенности.
Так, незаметно, словно крадучись, подобралась весна. Брызнуло солнце, прилетели грачи, захлюпали под ногами лужи; кончилась епитимья кадета Воротникова, а неугомонная Лиза Корабельникова теперь подбивала Федю Солонова отправиться кататься на роликах.
Правда, все эти недели не принесли ничего существенного. Никак не мог выздороветь Илья Андреевич; Йоська Бешанов сидел под следствием, в ДПЗ на Шпалерной; эсдеки по-прежнему собирались втихомолку и по-прежнему ничего не предпринимали, занявшись «разработкой теории практической борьбы».
И по-прежнему Фёдора не отпускало сосущее, мучительное предчувствие.
И наконец, когда всё уже зазеленело, в свои права вступил весёлый звонкий май, к нему, мирно сидевшему себе над книгами, воскресным вечером примчался взмыленный, раскрасневшийся Петя Ниткин, выпалив с порога:
– Они здесь!..
– Кто?
– Дед Никто! Игорь! И Юлька!..
Глава 6
Петербург и Южный фронт,
зима-весна 1915 года
– Ну, будем собираться, товарищ Ирина Ивановна. – Комиссар Жадов сидел в кабинете, пока означенная тов. Шульц деловито складывала документы. Она казалась совершенно спокойной, бумаги ложились аккуратными стопочками, рассортировывались по папкам, словно и не на фронт уезжала Ирина Ивановна с боевым батальоном, а готовилась к очередному совещанию коллегии.
– Я и собираюсь, товарищ Миша, – последовал невозмутимый ответ. – И вам то же советую. Люди к походу готовы? Пайки получены? Огнеприпасы по тройной норме? Пулемёты станковые, вода в кожуха не залита, во избежание замерзаний и разрывов? Пулемёты ручные, системы Льюиса, – диски снаряжены? Тёплая одежда, портянки байковые?
– Не сомневаюсь, что ты обо всём подумала… – Комиссар сделал движение, словно намереваясь положить Ирине Ивановне руку на плечо, но тотчас же передумал.
– Конечно. Я же начальник штаба. – Ирина Ивановна пожала плечами. – Начдив-15 товарищ Жадов о другом думать должен.
– Я вот и думаю… о совсем другом.
– Понимаю, – вздохнула товарищ Шульц. – Ну что я могу тебе ответить, Миша? Ты мой боевой товарищ. Это очень много значит. Погоди, не гони лошадей, дай… дай время мне и нам. Мне оно тоже нужно. Разобраться… Я не из этих, не из «товарок», у которых всё быстро, раз-два, «стакан воды», «долой стыд» и так далее.
– Да я знаю, – опять покраснел комиссар. – Знаю, что ты не такая. Потому и… и потому я… эх, вот опять сбиваюсь. Что ж такое, с контрой никакой не робею, а тут, поверишь ли, сердце в пятки уходит, ровно как у зайца.
– Вот и давай, товарищ Жадов, думать о том, о чём можем, чтобы сердце никуда не убегало бы. – Ирина Ивановна потянулась к телефону. – Сейчас выясню у коменданта на вокзале, когда наш эшелон сформируют и под погрузку подадут наконец. Письменный приказ товарища Троцкого им доставили ещё утром.
– У нас дела скоро не делаются, – вздохнул комиссар. – Не хватает ещё у многих истинно революционного духа.
– Ничего. Главное, чтобы эшелон предоставили. И паровоз надёжный. Состав тяжёлый получается, вагонов много.
Ирина Ивановна сняла трубку, крутанула ручку.
– Барышня, пять-двенадцать-двенадцать, пожалуйста. Товарищ Игуменов? Шульц Ирина Ивановна, начальник штаба батальона особого назначе… О, уже готово? Благодарю, товарищ комендант. Когда под погрузку?.. Ясно. Благодарю. Всего доброго… да, да здравствует мировая революция… – Она аккуратно положила трубку. – Ну, товарищ Жадов, собираем личный состав и…
Дверь распахнулась, без стука, резко, словно в неё ударили. Влетел товарищ Яша Апфельберг, уже сменивший дорогой костюм на френч à la тов. Троцкий. Ремень Яше оттягивала тяжеленная деревянная кобура с «маузером», постоянно бившая его в промежность; Яша стоически терпел.
– Вы чего тут сидите и ничего не знаете?! – выпалил он, задыхаясь. – Товарищ Ягода приехали! Из Смольного!
– Ну и что? – буркнул Жадов. – Мы вообще тут уже не числимся. Эшелон под погрузку подают, сейчас на вокзал выступим…
– И правильно сделаете, – Яша перешёл на быстрый шёпот. – Товарищ Ягода велели передать… тут ему Лев Давидович товарища одного прислали… даже двух. Вас ищут.
– Кого это «нас»? – спокойно осведомилась Ирина Ивановна.
– Вас, товарищ Шульц. Вас. – Всё шутовство с Яши как волной смыло. – Уходите, Генрих Григорьевич говорят. Уходите скорее, всё бросайте.
Комиссар одним движением извлёк собственный «маузер».
– Да уходите же вы! – зашипел Яша. – Уходите, я пригляжу. Товарищ Ягода велел мне у вас дела принять. Вот я и приму… а вы идите.
Ирина Ивановна, не колеблясь, положила папку.
– Идёмте, товарищ Жадов.
– Это куда же? – раздался с порога глумливый голос.
Брови Яши Апфельберга страдальчески поднялись. К двери он не обернулся.
Там, избоченясь, застыл Йоська Бешеный собственной персоной. В щегольской форме, пошитой на заказ, на петлицах – не «кубарь», не шпала и не ромб, а никем не виданный знак – «адамова голова», череп и кости.
Он повзрослел, заматерел. Над верхней губой – аккуратно подстриженные чёрные усики, заметный шрам на левой щеке возле самого уха.
– Со свиданьичком, хорошая моя, – рот его кривился, губы подрагивали. – Забыла меня, сладенькая? Ну да я не забыл. Иосиф Бешанов никого и никогда не забывает. Да и подмога у меня нашлась.
– Вот-вот, – с готовностью поддакнул Бешанову второй голос, и Ирина Ивановна впервые вздрогнула.
Рядом с Йоськой появился Костя Нифонтов. Тоже в советской форме и тоже с черепом на петлицах.
– Здравия желаю, госпожа учительница, – интонациями Костька явно подражал Бешанову. – Вишь ты, где гидра контрреволюции гнездо-то свила…
– Вот мы с ней-то и разберёмся… – протянул Бешанов, шагнув в кабинет. – А ты чего тут забыл, Апфельберг? У тебя отдел печати? Вот и валяй, печатай. А то можно подумать, что ты им сочувствующий.
– Мне… дела принять… Товарищ Ягода… – пискнул Яша, но Бешанов только отмахнулся.
– Иди, иди, не мелькай тут. Дела мы сами с Костиком примем. Ведь верно, Костик?
– Верно, как есть верно! – Нифонтов попытался даже ухмыльнуться так же победительно-уверенно, как Йоська, но вышла просто судорожная гримаса.
Мужество Яши Апфельберга стремительно показывало дно.
– Я… я… я сейчас… – бессвязно забормотал он, прежде чем метнуться к дверям, прямо как тот самый «заяц от орла».
Бешанов проводил его презрительным взглядом.
– Дверь прикрой, Костян. Разговор у нас тут долгий будет.
Но Ирина Ивановна не смотрела на него – только на Костю Нифонтова, и от этого взгляда тот старательно отводил глаза.
– Ваш мандат, – Жадов двинулся, загородил собой Ирину Ивановну. Хоть и
