Слон был доволен тем, как все сложилось. Очень доволен.
— А сто граммов раненому бойцу? — напомнил он доктору, который, уже закончив перевязку, вместе с медсестрой помогал Мажонасу натянуть обратно простеганный свитер. — Кстати, спирт разбавлять водой не следует: терпеть не могу, когда портят продукты…
— Перебьешься и без допинга, — сказал Стас, прикуривая сразу две сигареты, одну для себя, другую для напарника. — Нам еще кучу объяснительных писать… Одно заявление я уже сделал в устной форме…
— Какое? — спросил Римас, затягиваясь сигаретой. — О том, чтобы привезли сюда нашего адвоката?
Они одновременно рассмеялись.
Семенова уехала еще раньше, вместе с Юлей Поплавской, которую повезли на обследование. Она, кажется, вообще не говорила никаких слов, лишь по-мужски тряхнула руку сначала Стасу, а потом Римасу; и в этом ее крепком рукопожатии были сокрыты все слова и фразы, которые обычно говорят в таких случаях.
Нестеров, проводив глазами увезшую напарника «Скорую», остался стоять на месте, а вокруг сновали какие-то люди, в камуфляже, в полицейской форме и в цивильной одежде, и до него, кажется, никому здесь не было дела… Какие-то двое сотрудников, производивших служебную съемку, попросили его чуть посторониться: во дворе перед старым каменным домом, на пятачке, освещенном двумя мощными прожекторами, были в рядок выложены трупы боевиков; нужно было заснять эту картину, прежде чем хлынет дождь.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Над Балтийским морем медленно проходил следующий откуда-то с севера Атлантики глубокий циклон. Он нес осеннюю непогоду.
Дожди шли уже третьи сутки подряд, а вдобавок к этому с моря, легко минуя низкую песчаную гряду Куршской косы, утыканную неприхотливыми приморскими соснами, сильными порывами налетал норд-ост, густо просоленный и пахнущий рыбой.
Старика Йонаса хоронили в среду, в час пополудни. Близких родственников у него не было, во всяком случае, таковых обнаружить не удалось. На кладбище, расположенном на околице небольшой литовской деревни, километрах в восьми от хутора, где Харамиев и его боевики держали в заложниках Юлию Поплавскую, проводить покойного в последний путь собралось всего несколько человек: местный ксендз, который прочел отходную молитву, фермер Кястас, один из местных, который немного знал покойного, и еще трое людей, двое из которых прилетели из Москвы еще в понедельник утром, — Аркадий Гуревич, его старший сын Михаил и сама бывшая заложница, которой врачи разрешили принять участие в этой скромной траурной церемонии.
Хотели подъехать на похороны какие-то чиновники республиканского и местного, районного, масштаба, но их попросили не беспокоиться.
Волосы у Юлии были повязаны черной косынкой. Мужчины, включая Гуревича-старшего и его сына, стояли под проливным дождем с непокрытыми головами.
Если не считать ксендза, то никто из присутствующих, кажется, не вымолвил за все это время ни слова. Михаил первым подошел к открытому до половины гробу, постоял немного, затем, тронув руку усопшего и поклонившись, отошел в сторону. Потом подошла Юля, у которой все еще виднелись темные круги под глазами. Она стояла дольше, шепча что-то не слышное другим… Низко склонилась над гробом, поцеловала старика в лоб и отошла, прикрывая ладонью глаза.
Последним к старику Йонасу подошел Аркадий Львович, президент крупной российской компании, которого двенадцатилетний литовский подросток Йонас знал когда-то, как Арона-Аркашу, еврейского младенца, спасенного из ада виленского гетто. Он стоял у гроба дольше остальных, вглядываясь не столько в лицо покойного, сколько в глубины времени, где до поры оказалось сокрытым очень многое, в том числе и факты, относящиеся к его собственной биографии и к судьбам его предков…
Он тоже поцеловал старика в лоб, а после того, как двое местных опустили гроб в яму, первым бросил на крышку горсть тяжелой литовской земли…
Так получилось, что в тот же день и почти в то же время в другом конце Литвы хоронили Альвидаса Йонайтиса, погибшего в автокатастрофе возле города Тракай. Хоронили молодого еще сравнительно мужчину, который должен был унаследовать многомиллионное состояние своего отца и которому многие люди в республике сулили блестящее будущее…
В большом сводчатом зале дома ритуальных обрядов, где под звуки траурной музыки проходило прощание с Йонайтисом-младшим, было очень много цветов и траурных венков. Но на церемонии прощания и на самих похоронах не присутствовало ни одно из официальных лиц, а среди траурных венков не было ни одного, присланного по такому печальному случаю какой-либо государственной инстанцией Литовской Республики…
В половине шестого вечера все той же среды Стас Нестеров, его партнер Мажонас и их юрисконсульт Ирма Мажоните провожали в аэропорту Вильнюса москвичей, которых на летном поле дожидался арендованный частный самолет «Гольфстрим».
За компанией собравшихся здесь людей наблюдали — стоя как-то на особицу — несколько литовских чиновников, двое сотрудников российского посольства и несколько молодых крепких мужчин в штатском, отвечающих за вопросы безопасности.
Юля Поплавская лично поблагодарила «соколов» и Ирму за все то, что они сделали для ее освобождения, после чего, попрощавшись с присутствовавшими здесь же представителями местной еврейской общины, вместе с отцом скрылась в салоне лайнера.
Стас и его партнер по охранному бизнесу пребывали, в общем-то, в неплохом настроении. Во-первых, их не слишком уж усердно пытали по поводу того, откуда у них в тот вечер оказалось при себе оружие. Нестеров в ходе беседы с гэбистами, настроенными на этот раз на удивление доброжелательно, сказал, что оружие они нашли в лесу возле хутора: и два автомата, «АКСУ» и «АКМ», и пистолеты «АПС», и «беретта», и гранаты «Ф-1». И даже снайперский прицел «ПНВ-1» как-то случайно попался им на глаза в том лесочке, близ злополучного хутора…
В иное время его, конечно, подняли бы на смех, но на этот раз — тьфу, тьфу! — вроде бы «органы» вполне удовлетворились той побасенкой, которой они на пару с Мажонасом их попотчевали.
Во-вторых, еще вчера, во вторник, сыщикам вернули изъятые Ровером и его присными оружие, боеприпасы и спецоборудование, включая их личные стволы. Мажонас даже в аэропорт приперся с еще одной своей любимой игрушкой — пистолетом «браунинг хай пауэр».
В-третьих, уже сегодня, еще до полудня, судебные приставы привезли в их офис всю изъятую ранее обстановку. Они же расставили аккуратно все по местам, и поставили на штатные места весь временно арестованный личный и служебный транспорт. Как-то неожиданно быстро была рассмотрена поданная Мышкой кассационная жалоба, и уже другой судья отменил решение своего коллеги о наложении ареста на имущество владельцев ЧОП «Фалькон»…
Слон был доволен. Очень доволен. Под глазом, сменив цвет на желтый, красуется фингал. Который наряду с рукой в повязке, слегка подзажившими царапинами на лице и рукоятью пистолета, выглядывающей из-под полы расстегнутого кожана, придавал ему мужественный, можно даже прямо сказать, геройский вид. Его только что, попрощавшись предварительно с Нестеровым и Мышкой, крепко поцеловала в губы сама командированная.
