Девятой… она ничего не делает. Лишь мило улыбается ей вслед.
Она просто наблюдает.
— Пойдем со мной… — протянув руку, Девятая как бы попросила Луну притянуть ее к себе, чтобы неведомая сила не забрала ее обратно. — Мы вместе найдем выход отсюда.
Но планы Луны остались неизменными. Она получила то, что заслужила.
— Ты — Девятая, но для меня ты всегда была Первой, — развернувшись на месте, Луна зашагала в противоположную сторону.
— Не смей так поступать со мной! Я не хочу… не хочу оставлять тебя одну!..
Но вскоре, она все же остановилась, оглянувшись на Девятую через плечо.
— Я люблю тебя, Зола.
Девятая не успела ничего сказать, растворившись в свете небес. Луна до конца не понимала, что забрало ее назад, но ей хотелось, чтобы Девятая жила, а не гнила с ней здесь, в Астрале. Девятая никогда не была человеком, который оказался бы в восторге от того, что у него появилась возможность блуждать по астральному пространству. Но, раз уж Девятая умерла, и оказалась здесь, даже несмотря на то, что кто-то нашел способ забрать ее обратно… значит, это был предел. Предел так называемого мира мертвых.
— Значит, вот оно… — заключила Луна. — Мгновения перед смертью.
Сейчас это уже не имело для нее особого значения, но тот факт, что ей удалось понять происходящее, решить эту маленькую загадку, очень даже радовал ее. Радовал несмотря на то, что она и впрямь осталась здесь одна, — ни Сола, ни Эйона, ни Алисы ей в итоге не досталось. Люди часто гадают, как в самом деле выглядит мир мертвых, и вот, его «врата» были прямо перед ее лицом.
Быть может, и впрямь стоило принять Девятой предложение, потому что, кажется, еще немного, и ее приобретенная человечность покажет себя в самом ужасном проявлении. Луна была в шаге от того, чтобы по-настоящему зарыдать от накатившего на нее одиночества. Она сама выбрала эту дорогу, но ей стало ужасно больно от осознания, что все сложилось вот так.
Ей и впрямь не хотелось быть одной, хоть она и сама корила себя за все. Вдалеке, она все еще видела, как Эйон и другая Луна уходят, но их образ был настолько размытым, настолько далеким, что даже самый громкий ее крик уже не сможет достучаться до них. Все, что она сделает… не изменит ничего.
— Кажется, ты хочешь немного ответов на появившиеся вопросы.
Голос отдался эхом по Астралу, и за голосом перед Луной появилась фигура девушки, облаченная в пышное, миловидное платье небесных цветов. Никого подобного Луна не припоминала, но магическая аура, которую Луна так хорошо чувствовала, оставляла за собой четкую ассоциацию кого-то если не родного, то похожего на нее саму, если не полностью, то хотя бы отчасти.
— Я, демон желаний, готов ответить на них с особым интересом.
Глава 36
После смерти, Пандора видела перед своими глазами лишь видения: проекции будущего, которые, ее силами, могли сбыться или же нет. С самого момента смерти, она перестала видеть сны, и больше не видела их никогда. Закономерно, она более и не надеялась их увидеть, ведь она сама отреклась от смерти, от Астрала, источника снов… но то, что она видела перед собой, совершенно точно нельзя было назвать видением будущего. То, что Пандора видела перед собой, совершенно точно является прошлым, и очень далеким.
Прохладное лето, зеленая листва, поле с подсолнухами… эти простые детали помогали ей вспомнить все, что она когда-то позволила себе забыть. В отличие от других подобных ей существ, обретя подобие бессмертия, Пандора не скиталась по земле в поисках чего бы то ни было. Она не накапливала знанию, силу… она просто закрылась в себе, на долгое время оставаясь в том, что она называет вечностью. В вечности и вовсе нет времени как привычного концепта, поэтому сложно сказать, как долго она находилась в таком состоянии. Но не важно, есть там какие-то концепты или нет, ведь Пандора, так или иначе, начала забывать о том, кем она была, и какие мечты у нее оставались. Будучи «вечной», она начала терять понимание человечности.
Мало этого, так она начала терять понимании о том, кем является прямо сейчас. И вот теперь, когда она здесь, дома… она наконец-то начала вспоминать. Но в месте с этим, к ней пришло множество вопросов, на которые у нее совсем не было ответа. Один из них — это простое «почему».
Почему она здесь?
Чувства внутри нее смешались. Она не понимала, что сон, который она видит перед своими глазами, кажется ей знакомым не только потому, что он вызывает ностальгию: она уже видела… нет, чувствовала нечто подобное. Она находилась в таком же состоянии, блуждая по миру, словно призрак.
Призрак. Странно, но сейчас, как никогда раньше, она больше всего ассоциировала себя именно с этим словом. Несмотря на то, что она существует, ей казалось, что она очень похожа на призрака. Все уже смирились с ее смертью, и никто не будет горевать, если она вдруг исчезнет.
Она сама сделала себя одинокой: сама заперла себя в своей «вечности». И теперь, пожиная плоды своих деяний, своих желаний, было уже поздно жаловаться. В отличие от короля Винтера в свои лучшие годы, у нее не было возможности повернуть время вспять, хоть и это желание с каждым днем возрастало все больше. Не потому, что ей хотелось что-то исправить, но потому, что ей хотелось увидеть. Увидеть, что привело ее к такому исходу.
— Если ты хочешь показать мне ответ, мир сновидений, то я его не вижу…
Пандора честно призналась самой себе, и вдруг осознала, что она не чувствует себя как… во сне. Она преследовала Андромеду в астральном пространстве в виде духа, но в тех случаях она всегда отдавала себе отчет о том, где находится. Она вторгалась в чужой сон, будучи нарушителем спокойствия, а не сновидцем. Сейчас же то, что чувствовала Пандора, было сравнимо лишь с одним моментом в ее жизни, который так сильно затмился на фоне остального. Но от этого момента остались лишь отдаленные чувства.
Смерть. Она чувствовала все то же самое, когда умерла.
Внезапно, перед Пандорой появилась фигура еще одного паладина, так сильно похожего на нее саму, но его доспех был менее… изысканным, а лицо скрывал закрытый шлем.
Дух паладина молчал. Он определенно смотрел на Пандору, но оставался неподвижным, ничего не говоря. Пандора замерла, прислушавшись, но не было слышно даже его дыхания. Настоящая убийственная тишина.
— Ты ничего не скажешь мне, даже
