– Что проделывали? – спросил лейтенант.
– Заставляли их поверить в свою победу, разбить лагеря и прочие стоянки, а затем бам!
– Сейчас идет другая война, – лейтенант швырнул бычок на влажную от росы землю. – Французы не могли разгуливать так свободно, как мы, – он похлопал «Хьюи» по полу. – Эти ласточки решают все. Я бы не хотел партизанить против армии, которая может оказаться в любое время в любом месте.
– Точняк, и не поспоришь, – согласился я. – Да и Вендалл тот еще балабол.
– Похоже на то, – ответил лейтенант.
– Ага, – произнес Райкер. – У меня уже есть планы. Вернуться домой пораньше, потрахаться и только потом разобрать чемодан.
– Ладно, пойду работать. Удачи, – лейтенант улыбнулся и направился к своим солдатам. – Филипс. Отправь ребят загружать пустые контейнеры в «Хьюи».
– Что дальше? – поинтересовался я у Райкера.
– Нам надо вернуться, скинуть это дерьмо и отвезти куда-то каких-то беженцев.
Черные пижамы, конические шляпы, связанные поросята в корзинах, курицы, перевернутые с ног на голову и вытягивающие шеи вверх, дети с широко раскрытыми глазами, плачущие младенцы, скатанные рисовые циновки, охапки дров и побитые ящики, обшитые металлом, которые держались на честном слове, были загружены в «Хьюи».
– Паноптикум какой-то, – ворчал Райкер.
Поросенок завизжал под вой турбины. Я обернулся и увидел молодую мать, которая смотрела на нас круглыми как блюдца глазами, пока младенец сосал грудь. Я кивнул ей и улыбнулся. Она быстро кивнула и улыбнулась в ответ. Боже, да они до смерти напуганы, подумал я. А как бы я себя ощущал, если бы чужаки загнали меня и всю мою семью в хитроумный аппарат и увозили по воздуху от моего дома черт знает куда?
– Теперь они за нас, – произнес я.
– Не пори чушь, – ответил Райкер.
Мы полетели на север, мимо Дак То и стыка границ Камбоджи, Лаоса и Вьетнама. Я никогда еще не видел таких высоких гор. Дымчатые облака, как одеяло, лежали на влажной зеленой постели.
Мы летели на своей позиции строем из десяти машин, держась над долинами, чтобы не попадать в облака. Миновав темную гору, вершина которой терялась в белизне, мы увидели под собой свежую посадочную полосу из красной земли. Новые лачуги с жестяными крышами были оборонительно сосредоточены за стенами из мешков с песком, поверх которых шла колючая проволока. Добро пожаловать домой, подумал я. Все глаза из грузового отсека напряженно уставились на красную землю, едва строй вертолетов выплыл из дымки.
Мелкорослые солдаты Армии Республики Вьетнам с винтовками на ремне приказали беженцам вылезать наружу. Перепуганная мать оглядывалась на своих двух детей, оставшихся внутри. Солдат сцапал поросенка и швырнул его в общую кучу, перехваченную веревками. Визг поросенка растворился в свисте наших лопастей, он задергался в куче, как живая сосиска. Один из детей кричал, обливаясь слезами. Обезумевшая мать быстро стянула его с пола грузового отсека и усадила себе на колени. Он крепко вцепился в ее кофту, и она побежала к своим пожиткам, пригибаясь под нашими лопастями.
Я смотрел ей вслед. Ее фигурка уменьшалась, пока мы набирали высоту. Вскоре она стала лишь суетливым и перепуганным воспоминанием, оказавшимся в полном одиночестве вдалеке от дома. В тот момент я ненавидел коммунистов и стыдился быть американцем. Опять-таки, меня всегда обвиняли в чрезмерной чувствительности.
Весь следующий день мы продолжали перевозить беженцев. Мы должны были закончить расчистку этой части долины Йа-Дранг и отправиться домой, в зону «Гольф». Тем не менее к заходу солнца мы высаживали последнюю группу людей в одной из новых деревень. Командир решил переночевать прямо там и выдвинуться обратно утром.
Двадцать машин расположились в сгустившихся сумерках на поросшей травой вершине. Вершина служила территорией временного лагеря Армии Республики Вьетнам. Для нас установили две огромные палатки.
Мы с Райкером принесли туда свои спальные принадлежности и надули матрасы в свете армейских фонариков.
На ужин были сухпайки, за которые мы принялись в вертолете. Райкер с Реслером сидели на полу грузового отсека и ели из банок, пока я крутил консервный нож вокруг банки с курятиной. Я счищал куриное мясо с зазубренной крышки, как вдруг тишина лопнула. Плюх! И затем звенящий звук. Звон стоял в ушах. Никто не стал сообщать очевидное: минометы. Банки клацнули об пол, и тени бросились врассыпную. Я выронил банку и рванул к узкому окопу, который я разглядел еще во время посадки. Он был всего в двадцати футах. Бум! Я увидел яркую вспышку от снаряда, который разорвался в сотне футов от меня. Припав к траве, я ползком преодолел оставшийся путь до окопа. Бум! Окоп уже заняли два человека из экипажа вертолета, который стоял перед нами. Бум! Черт возьми! Куда мне бежать? Бум! Мать твою! Чуть не попал! Я вскочил и бросился обратно к вертолету. Вертолет был гарантом безопасности. Он всегда выручал меня в трудную минуту. Бум! Моя тень скользнула по темной надписи АРМИЯ США на хвостовой балке. Я рухнул вниз и закатился под брюхо машины. Плечом я задел кран слива топлива и чуть не вырвал его с мясом. Разум уже давно меня покинул, и я вслепую пополз к передней части вертолета, подальше от топливного бака. Бум! Я добрался до поперечины и остановился.
– Черт вас дери! – заорал я. – Ублюдки!
Затем до меня дошло, что «Хьюи» – это всего лишь тонкий алюминий, магний, плексиглас и топливо и что прямое попадание могло превратить меня в пепел вместе со всей конструкцией. «Беги отсюда, тупой кусок дерьма!» – заорал я сам себе. Я пополз через траву высотой около фута, утыкаясь носом в сырую землю, словно он был рельсом, а голова – тележкой. Через десять футов я остановился. Бум! Попали чуть правее. Ни каски. Ни оружия. Я проклинал свою тупость и глотал слезы. Тишина! Какой-то жучок пополз по моей щеке. Я услышал приглушенный плюх и чпок. Сигнальная ракета озарила небо и зависла в воздухе. Плюх-чпок, плюх-чпок. Тени от «Хьюи» переплелись между собой и бешено заскакали по траве. Ракета померкла и исчезла из виду, упав за горным хребтом. Серый дым тянулся ленивыми полосами в свете ракет, сверкающих выше. Тишина. Они закончили? Пролежав в траве еще минут десять, я услышал голоса:
– Все, конец.
– Боже, как нам повезло!
Я поднялся. Плечо болело в том месте, которым я ударился о кран. Я поверил в Бога. Правда. Я вернулся обратно к вертолету, опустился на колени и стал шарить по траве в поисках уже открытой банки куриного мяса.
Туман был таким густым, что я едва мог разглядеть «Хьюи» из палатки. Горы, которые еще вчера виднелись вдали, полностью исчезли. Реслер встал раньше, и я видел дружеский язычок оранжевого пламени над его горелкой. Я встряхнулся. Ночка выдалась прохладной и бессонной.
Никто не пострадал во время обстрела. Никто не мог понять, почему вьетконговцы, или Армия Северного Вьетнама, или кто бы там ни был так резко прекратили обстрел. Мы даже не проводили никаких контрнаступлений. Вероятней всего, у них просто закончились боеприпасы. Хвала Господу за скудное снаряжение вьетконговцев. Мы были легкой мишенью.
