не покончить с этим», — сказала я. И все же я отдала ему свою правую руку: Герцила из Толяссы, и мне очень не хватало этого человека.
— Вы, должно быть, подозревали, что на карту поставлено нечто большее, чем жизнь одной девушки.
— Конечно. И теперь я уверена. Сутиния Паткендл смогла убедиться в этом, просто наблюдая за снами своих детей. Твоя дочь в чем-то необыкновенная, Исик. Сама Эритусма была первой, кто это заметил.
Исик с сомнением посмотрел на нее.
— Я знаю, — сказала императрица. — Ты думал, Эритусма — персонаж из сказок. Но она была такой же реальной, как Арунис, и даже более могущественной. Сутиния говорит мне, что она полностью владела «Чатрандом» задолго до того, как корабль перешел в руки Арквала. Более того, волшебница прибыла в Этерхорд менее чем за год до рождения Таши. Не спрашивай почему: Сутиния не знает, а Рамачни никогда ни словом об этом не обмолвился.
— У вас никогда не было на нее планов? На Ташу, я имею в виду?
Маиса покачала головой:
— Да, не было. Хотя я была практически единственной на Алифросе, у кого их не было.
— А сейчас?
Маиса мгновение смотрела на него, затем подошла к стене и потянула за веревку. Исик не услышал звонка, но через несколько мгновений появился слуга.
— Ром, — сказала императрица. — Два бокала. Тот, что получше, из Опалта.
Когда слуга ушел, она снова посмотрела на Исика:
— Это особый случай. Я потратила небольшое состояние на спиртные напитки для моих гостей. Нужно стараться соблюдать приличия. Но я почти никогда не пью. Это будет впервые с первых чисел умбрина.
— Я польщен, что Ваше Императорское величество решили сделать исключение для меня — со мной.
— А Грегори и его флибустьеры произвели на вас впечатление?
— Меня никогда так мастерски не провозили контрабандой.
Она внезапно рассмеялась:
— Он хорош в том, что делает. Его шутовство — это игра, как и его эгоизм. Возможно, его не очень волнует Арквал или его судьба, но он очень заботится о своем собственном возлюбленном Ормаэле — таком близком, но в то же время закрытом для него навсегда. Это и есть истинный патриотизм: продолжать любить землю, которая выплевывает тебя, поносит. Знаешь, там его до сих пор называют Грегори Предатель. Но Грегори Паткендл еще и дальновидный человек. Он женился на Сутинии и знал, когда от нее уйти. По настоянию Сутинии я начала добиваться его помощи и мало-помалу прониклась к нему доверием. Конечно, кульминацией этого стал Договор-День.
— И ваш визит на Симджу, — сказал адмирал. — Я по-прежнему поражен тем, что вы рискнули так многим только для того, чтобы показать свое лицо горстке принцев.
— Ты действительно можешь поверить, что только ради этого?
Когда Исик ничего не сказал, она пренебрежительно махнула рукой:
— Достаточно скоро, достаточно скоро. Грегори справился блестяще, вот что важно. И все же все еще оставался шанс, что он помогал нам исключительно в своих целях: из мести, может быть? Отомстить империи, которая сожгла Ормаэл? Даже после того, как он благополучно вернул меня в эти Болота, я думала, что, возможно, так оно и есть. Теперь, конечно, мы можем отбросить эту конкретную теорию.
— Почему, Ваше Высочество?
— Потому что он держал тебя под каблуком целую неделю. Если бы он хотел отомстить за ту кровавую бойню, он бы начал с тебя.
Исик покраснел. Как всегда при упоминании Ормаэла.
— Грегори, конечно, всего лишь один из моих агентов. И Обитель — всего лишь одна из моих твердынь. Все происходит мучительно медленно. Но как может быть иначе, если одно-единственное предательство положит всему этому конец? — Она посмотрела на него, высоко подняв подбородок, и взгляд ее был ясным и твердым. — Мы почти на месте, Исик. Почти готовы к удару.
Адмирал кивнул, но его взгляд метнулся в сторону. Девятьсот солдат. Возможно, все это было большим тщеславием, способом старой королевы насмехаться над смертью.
— Ваше Величество, — сказал он (потому что нужно было что-то сказать, прежде чем воцарится тишина), — когда вы узнали, что я жив?
— Девять или десять недель назад, — сказала она. — Король Оширам, сообщил мне это, конечно.
И именно тогда ты пила в последний раз? спросил себя Исик.
— Тогда я решила довериться Ошираму, — сказала она. — И не пожалела о принятом решении. Он был дураком, позволив Тайному Кулаку так долго играть с собой, но его искушала надежда на мир, и этому искушению поддавались только самые благородные. Кроме того, он не даст больше играть с собой. Как и в случае с тобой, его гордость глубоко уязвлена.
Маиса снова сделала паузу, размышляя. Потом она сказала:
— Он сделал это, знаешь ли. Он посадил Сирарис в тюрьму.
— Поблагодарим за это Рина, — быстро сказал Исик.
— Он не благодарит Рина. Мне сказали, что он очень сильно влюбился в это существо и борется с отчаянием, — она мрачно улыбнулась. — Возможно, именно поэтому он не возражает связать свою судьбу с моей.
— Значит, он присоединился к вашему делу?
— Не официально, не как король Симджи. Но да, я верю, что так оно и есть. И он знает о том, как я достигну своих целей, больше, чем любой другой ныне живущий монарх.
— Тогда я уверен, что он знает больше, чем я. Вы скажете мне, императрица?
— Конечно, нет. Но вот наш ром.
Подошел слуга с серебряным подносом, который он поставил на стол. Маиса налила, затем протянула Исику стакан. Он улыбнулся в знак благодарности (хороший ром, если бы она только знала, как он в нем нуждался), но императрица не улыбнулась в ответ. Они стояли молча, пока дверь снова не закрылась.
— Простите меня, — сказал Исик. — Моя преданность еще не подверглась достаточной проверке, так?
— Верно. Так уж получилось, что мне не терпится довериться тебе, но в своем изгнании я еще ничего не победила, кроме нетерпения. Никто не узнает о моих планах, пока они не оправдают себя, а ты еще не сравнялся с теми флибустьерами, которые уплетают моллюсков на балконах.
Он склонил голову. Я заслужил такое порицание, это правда.
— Скажи мне, Исик: Магад ухаживал за садами в Этерхорде? Летучие лисицы все еще гнездятся на шелковых деревьях?
— Я слышал, что они это делают.
—
