нашли убежище в Толяссе и будете оставаться там до самой смерти. Если бы вы хотели, чтобы я присоединился к этой кампании, вы могли бы сообщить мне о ее существовании.
Императрица Маиса потерла рукой щеку. И посмотрела на него, разинув рот, онемев от ярости. Исик, не дрогнув, встретился с ней взглядом. Без абсолютной честности не было никакой надежды. Не в этот час. Не в этой жизни.
Затем Маиса рассмеялась:
— Я выиграю от этого обмена. Никто не осмеливался поднять на меня руку с тех пор, как умерла моя мать, как мне было двенадцать. Прошло очень много времени с тех пор, как мне было двенадцать.
— Я пришел сюда не для того, чтобы служить вам, — сказал Исик.
— А для чего? Чтобы меня задушить? Тебе лучше сделать это сейчас, тебе не кажется? Я очень упростила тебе задачу.
— Я никогда не буду вашей пешкой, императрица. Никогда не буду бездумным инструментом. Я долго был орудием в руках Магада Четвертого и еще дольше — его сына. Я совершал зверства, потому что не позволял себе думать. Моя любимая жена была убита, убита Сандором Оттом, потому что я не мог себе представить, что я всего лишь устройство, марионетка, управляемая невидимыми руками.
— Как и они, — сказала она. — Я имею в виду наших врагов, твоих и моих. Это еще большая трагедия. Отт был невольным орудием Аруниса и неустанно трудился, чтобы подорвать ту самую империю, которую, как он думает, защищает. Магад согласился на военный заговор, в центре которого были Шаггат Несс и твоя дочь, даже не подозревая, что он тоже танцует на веревочке. Отчасти из-за недостатка воображения. И да, ты виновен в том же самом.
Она снова рассмеялась, отвернулась и провела пальцами по изысканному столу:
— Как и я, адмирал. Пятьдесят лет назад. Бароны, военачальники и великие люди Арквала — они были шакалами, гиенами. Рядом с ними ты — культурный философ. Они позволили моему отцу короновать меня только потому, что мы проигрывали войну. Это все еще оставалось великим секретом. Мы должны были проиграть, мы должны были быть разгромлены, все наши дети должны были говорить на мзитрини. Но скоро, они знали, это вырвется на улицы Этерхорда. И гиены не захотели, чтобы их обвиняли в поражении, когда оно произойдет. Пусть улица думает, что это была женская некомпетентность. Пусть повесят ее, когда Черные Тряпки приблизятся, чтобы убивать.
— Но вы не проиграли войну.
— Да, тогда нас спас Шаггат. Его возвышение подкосило Мзитрин, когда они меньше всего могли себе это позволить, и дало нам время восстановить наши силы. Я не потерпела неудачу — и как они ненавидели меня за это! И уж тем более за то, что не захотела вонзить нож в сердце раненой империи Мзитрин, когда она была повержена. Мои эмиссары мира были настоящими, Исик. Миссия Чедфеллоу в Бабкри-Сити была настоящей. Этого полувекового безумия не должно было случиться, этот мир не должен был сегодня быть таким опустошенным и сожженным — если бы только мышление ценилось выше фанатизма и слепой преданности. Из-за бездумного служения, как ты сказал.
Она посмотрела на большой флаг над своим креслом:
— Я принимаю твое заявление, адмирал. Это то, на что я надеялась. Но я никак не могла сообщить тебе о своем предприятии.
— Почему?
— Потому что, если бы ты не присоединился к этому предприятию, я бы погибла. Одно твое слово императору решило бы мою судьбу. Магад никогда не игнорировал твои предупреждения, Эберзам Исик.
— А теперь, когда я в опале?
— Нет, ты не в опале, — сказала Маиса. — Предполагается, что ты мертв, а это совсем другое дело. Как известно всем в Алифросе, в последний раз тебя видели идущим за носильщиками трупа твоей дочери по улицам Симджаллы в Договор-День. Кругом царили ужас и смятение. Возможно, мзитрини схватили тебя и пытали.
— Меня пытал Отт.
— Да, но эта история не способна согреть сердца подданных Магада. Нет, твоя смерть была трагической. Если тебя не схватили Черные Тряпки, то, несомненно, ты упал в обморок от разбитого сердца, толпа сорвала с тебя свадебный наряд и тебя похоронили вместе со многими нищими и бродягами, погибшими в тот день. Или ты тайно вернулся на «Чатранд», чтобы сопроводить свою любимую дочь к ее последнему пристанищу в Этерхорде, и утонул вместе с кораблем у Талтури. Таковы слухи в столице.
— Отт сказал, что опорочит мое имя.
— Отт сказал то, что, по его мнению, могло тебя сломить. Но вот тут-то судьба, наконец, встала на нашу сторону. Тайный Кулак действительно верит, что ты мертв. Мне бы очень хотелось знать, как было совершено это чудо. Я так понимаю, это как-то связано с тем нашествием крыс?
Исик на мгновение закрыл глаза.
— Не имеет значения, не имеет значения. Зачем Тайному Кулаку ставить к позорному столбу мертвеца, которого обожает Империя? Зачем терять героя, когда его смерть может спровоцировать такой неистовый патриотизм? Магад поступил совершенно наоборот: он превознес тебя. Он послал собственного сына, слепого принца Мисога, в храм помолиться за твою душу. В Военно-Морской Академии уже есть твой бюст...
Исик поднял голову. У нее есть шпион в Академии!
— ...и когда они откроют маленький сад в память о крушении «Чатранда», на камне будет выгравирована дань уважения тебе. Ты по-прежнему их инструмент, Исик. Ты не сможешь избежать их даже после смерти.
Она говорила, и Исик дышал все тяжелее Он соскальзывал в пучину отчаяния. Он должен был предвидеть все, что только что рассказала ему Маиса. Великие герои, такие как Магад, нуждаются в плечах меньших героев, чтобы на них стоять.
— Что касается вовлечения твоей дочери в мои планы, то это полный абсурд, — сказала императрица. — Сандор Отт и Арунис манипулировали твоей семьей, Исик. Отт выбрал Ташу в качестве невесты для жертвоприношения; Арунис повернул заговор в свою пользу.
— А разве Рамачни вам не служит?
— О, ради Рина. Его хозяйкой была великая Эритусма, и никто иной. Я не имею ни малейшего представления, кем для него является твоя дочь. Похоже, маги охраняют свои секреты так же яростно, как монархи. Рамачни пришел ко мне десять лет назад и умолял помочь охранять ее. «Мне нужен человек безупречной честности, — сказал он мне, — но в то же время боец и мыслитель». «Почему бы не попросить полубога и
