— Ты помнишь наше первое лето в Надьере, когда отец только женился на Дагаре? — спросил Дарэк, сорвал пучок травы и принялся рассеянно обрывать травинки. — Я вспоминаю похожий день. Вы с Николасом часами валялись в траве, гадая, на что похожи проплывающие облака — на драконов, львов или вообще на что-то несуразное… вы казались мне такими глупыми.
— Мне было только шесть, — напомнила ему Атайя, — а Николасу не больше восьми.
— Знаю, но мне-то уже исполнилось четырнадцать. А четырнадцатилетнему юноше негоже видеть в облаках драконов.
Подняв глаза к небу, Дарэк лениво следил за проплывающими облаками, словно стараясь наверстать упущенное и высмотреть наконец, что же скрывают эти похожие на хлопковые коробочки природные образования.
— А потом еще ты захотела взять домой котят, которых обнаружила в амбаре, — продолжил король, вновь обращая взор к земле. — Ты проплакала несколько часов, когда Дагара запретила. Забавно, — добавил он, подняв бровь, — той же ночью она обнаружила в своей постели парочку мышей.
Атайя усмехнулась, вспоминая этот давно забытый случай. В нежном шестилетнем возрасте ее проделка казалась принцессе гениальным тактическим ходом.
— Если бы она позволила мне оставить котят, они обнаружили бы мышей раньше нее.
Дарэк искоса посмотрел на Атайю.
— Полагаю, ты все равно засунула бы их туда, не так ли?
Легкая улыбка на лице короля выдавала одобрение ее давней проделки и, возможно, запоздалое сожаление, что он первым не додумался до этого.
Последнюю ночь они провели в сосновой роще в нескольких милях к западу от Эваршотского аббатства. Хотя Дарэк уверял, что радушные монахи обязательно предложат им крышу над головой, Атайя и Джейрен отсоветовали ему просить их об убежище. Они знали, что посланцы Мудреца уже навестили аббатство и подвергли кайтских священнослужителей отпущению грехов в качестве возмездия за бесчисленные преступления, которые церковь совершила против колдунов. И все же Атайя обрадовалась, снова попав в эти места. В который раз принцесса поразилась тому, как изменилась ее жизнь со времен последнего визита в аббатство. Тогда зерна ее магической силы только начинали расцветать, и Джейрен был для нее всего лишь подозрительным рэйкским колдуном, которого послали привезти принцессу в Ат Луан, и как подозревали они с Тайлером — с весьма зловещими целями.
Ностальгические экскурсы Дарэка в прошлое прояснили ее ум перед последним испытанием с корбалами, и принцесса приступила к своей ежевечерней задаче в гораздо менее нервном состоянии, чем за все дни путешествия от Кайбурна. Джейрен оставил их, как обычно, но сегодня Атайя почувствовала, что он ушел с огромной неохотой. Последние дни Джейрен делал все возможное, чтобы скрыть свое беспокойство, понимая, что оно может только ухудшить и без того тяжелое душевное состояние принцессы. Однако Атайя знала, что, если и сегодня по возвращении Джейрен обнаружит, что она в очередной раз потерпела неудачу, завтрашний Обряд вряд ли сулит им триумф и Мудрец все-таки станет королем Кайта еще до захода солнца.
— Сегодня я постараюсь справиться, — сказала ему Атайя, когда Джейрен покидал золотистый круг костра для того, чтобы исчезнуть в темноте.
— Я верю, что ты справишься, — бросил он через плечо, и Атайя уловила в его тоне спокойную настойчивость, словно Джейрен произносил отчаянную молитву, а не просто выражал уверенность в успехе.
Дарэк расстелил потрепанное коричневое одеяло рядом с костром, и Атайя уселась на него, скрестив ноги и приготовившись глубоко вдохнуть. Ночь стояла спокойная и безмятежная; здесь, в милях от ближайшей деревни, смятение, царящее в Делфархаме, казалось нереальным — и таким далеким, как тот летний полдень, когда они с Николасом наблюдали за полетом облаков.
Когда напряжение прошедшего дня ослабело, и ум Атайи освободился от всего лишнего, она достала кожаный кисет и вынула маленький корбал, осторожно сжимая его в ладони. Атайя не пожелала слушать уговоры камня о неминуемой боли и направила навстречу им собственные мысли, стараясь сфокусировать их в центре кристалла — источнике, из которого исходил его голос. Принцесса внимательно разглядывала острые грани корбала, различала малейшие дефекты, восхищенно следя за тем, как переливаются нежные оттенки фиолетового, словно пытаясь проникнуть в ум другого колдуна — совершенно уверенная, что когда-нибудь ей удастся завладеть им, — в поисках спрятанных там секретов.
Растущие вокруг яркого круга костра сосны, источавшие сильный аромат, и даже Дарэк, молча сидевший рядом, — все терялось в тени. Принцесса видела только кристалл, а все прочее сейчас не имело никакого значения. Затем, спустя некоторое время, Атайя коснулась сердца кристалла, и тут же ее восприятие мира изменилось, словно с глаз сдернули вуаль. Принцесса преодолела боль и узрела сверкающие тропы силы — не просто грани фиолетового камня, а множество каналов, по которым она могла послать свою силу.
С кристаллом, зажатым в одной руке, Атайя создала простой ведьмин огонь в другой. Огненный шар появился с мгновенной и ослепляющей вспышкой. Принцесса забыла, как резко кристалл увеличивает силу колдуна, и вместо источника света размером с ладонь у нее в руке оказался огненный шар, раз в десять превышающий обычный. Он был великолепен — этот шар, горевший так ярко, словно питался силой Атайи. Кристалл в левой руке принцессы выбросил жемчужно-белый столб света, но его нежное звездное сияние было поглощено насыщенным красноватым светом в ее правой руке.
— Атайя, достаточно, — услышала она далекий мужской голос, но разраставшееся сияние ведьминого огня так загипнотизировало принцессу, что она не приняла его во внимание.
Атайя чувствовала, что ее конечности начало покалывать от напряжения, но не могла рассеять свое заклинание — ведь это значило остановить хлынувший по ее венам и заструившийся по каналам корбала поток силы, делая ее ведьмин огонь в десять раз сильнее и даря ей мощь, которой обладают только ангельские создания…
— Атайя!
Голос еще дальше удалялся от нее, постепенно угасая, словно закатные лучи. Затем резко, как пощечина, корбал вырвался из рук принцессы, головокружительный поток силы прервался, связь с камнем разорвалась. Состояние транса, в котором пребывала принцесса, разбилось, словно прекрасный стеклянный бокал, а ведьмин огонь взорвался ослепительной оранжевой вспышкой, осыпавшись к ее ногам тысячами падающих звезд. Искры некоторое время подпрыгивали на земле, словно капли жира на горячей сковороде, а затем постепенно погасли с тихим шипящим звуком. Поляну освещало теперь лишь ровное пламя костра.
Почти одновременно со взрывом в голове Атайи словно что-то заколотилось, затуманивая глаза болью. Быстрый взгляд в сторону Дарэка, который с осторожностью засовывал кристалл обратно в кисет, напомнил ей о том, что здесь произошло. Атайя нагнулась вперед, закрыв лицо руками, изнуренная, больная и совершенно подавленная.
— Что с тобой? — спросил Дарэк, не на шутку озадаченный ее поведением. — В конце тебе стало слишком тяжело, но ты сделала это! Ты посылала силу по каналам кристалла.
