— Снимай платье, — велел Николас.
Я встрепенулась и пораженно уставилась на него. Не шутил.
— Как? — пролепетала обреченно.
Конечно, я только что буквально излучала любовь, горела страстью, но это ведь не значит, что теперь со мной можно поступать как угодно. Или значит?
— Тебе видней, — насмешливо фыркнул парень, сдергивая со стропы свою оставшуюся сухой рубаху, — можешь попробовать через голову.
Он положил уцелевшую вещь к моим ногам, походя погладил предательски дрогнувший подбородок и скрылся в тесном трюме, явно давая мне время переодеться. Вот ведь дуреха-то! Человек мне жизнь спас, едва свою не погубив, а я о нем непонятно что думаю! Коря себя, я спешно стянула липшее к телу платье и облачилась в широкую рубашку. Сразу стало теплей, но вот незадача: ткани едва хватало, чтобы прикрыть бедра. Недолго думая, я плюхнулась на мягкое место и поджала колени к подбородку. Выходило, что из-под моего наряда выглядывают только пальцы ног.
Тем временем, Николас продолжал чем-то шуршать в трюме, а у меня появилась возможность спокойно обратиться к морю. Оно отзывалось неохотно, неясно, будто спросонья. Удалось выяснить лишь, что причиной «немоты» моего верного друга стали проделки дядюшки, потому, едва колдун лишился сил, его чары стали понемногу развеиваться. Кроме того, уяснила, что его бриг на всех парусах мчится прочь от Иллады, но мое море пусть и сонное, а злопамятное, потому дальше столичного острова родственничку не уйти.
Воротился Ник, неся сверток плотной ткани и флягу.
— Укроемся от ветра, пока одежда пообсохнет, — пояснил он свою добычу, а затем тряхнул флягой, — а вот этим можем согреться.
Нет уж! Я от крепких напитков глупею, а по утрам еще и головной болью мучаюсь. Николаса пьяным видеть не доводилось, но проверять его стойкость не время — капитану еще домой нас доставить надобно.
— Лучше дай сюда и покажи свою спину, — скомандовала я.
Ник перечить не стал, а послушно уселся передо мной. Я открыла флягу и заинтересовано принюхалась: что-то ягодное, но явно крепче вина. Вот и отлично. Уверенно плеснула содержимое на израненную кожу, получив в ответ протестующий вскрик.
— Потерпи, — то ли попросила, то ли потребовала я, — моя подруга целительница считает, что так раны обеззараживаются и быстрее заживают.
— Подруги у тебя одна одаренней иной, — сквозь зубы процедила жертва моей заботы.
— Так и есть, — вздохнула я, с грустью осознавая, что, скорее всего, больше не увижу ни Ханну, ни Гретту, ни других девушек, ставших едва ли не родными за последние недели.
Словно почувствовав мою печаль, Ник извернулся, сгреб меня вместе с поджатыми коленками в охапку и позволил опереться на свою грудь. Убедившись, что я не брыкаюсь, развернул припасенный обрез материи и укутал нас в него. Уютно, несмотря на то, что грубая и тяжелая ткань явно предназначалась для других целей. Например, накрывать провизию на яхте от дождя иди солнца. Спрашивать не хотелось. Когда-нибудь в дальних путешествиях я это выясню. Как же все-таки замечательно, что «Барбара» уцелела в колдовском шторме! Кстати, а как? С этим вопросом я обратилась к Нику.
— Да вот я тоже удивляюсь, — отвечал парень с усмешкой в голосе, — как бы море не буйствовало, мое судно всегда остается на плаву, даже сегодня. Я раньше думал, что удача у меня такая, но теперь что-то мне подсказывает, что не везенье дело.
Он склонил голову и прижался губами к моему плечу, выглянувшему из широкого ворота мужской рубахи. Я даже не дернулась — приятно же! Прислушалась к ощущениям и заулыбалась самой довольной из улыбок. Колдун запретил морю приходить на выручку мне, но злодею и в голову не пришло, что стихия заколдована на помощь еще кому-то. Выходит, недаром я годами втолковывала волнам, что Николаса полагается беречь и ко мне возвращать.
Мы помолчали немного, думая каждый о своем. Согрелись. Ник принялся вынимать шпильки из моих волос, бережно разбирая мокрые пряди. Я побоялась даже представить, насколько жутко выглядят остатки сложной прически, что еще императорские служанки соорудили. Кажется, с тех пор миновала целая вечность, и за это время я успела порядком утомиться. Уснуть бы, да жаль упустить хоть мгновение волшебного вечера, который, казалось, уже ничего не могло испортить. Но кое-кто все же попытался.
— Мне не следовало вмешиваться в твои отношения с Ефимом, — зачем-то напомнил Николас, — но я побоялся позволить тебе самой решать, как с ним быть. Наговорил со злости абы чего, лишь бы отвадить.
Отмолчалась. Может, угомонится и перестанет неуместными горькими воспоминаниями отпугивать романтику? И правда замолчал, но только пока был занят, укладывая мои локоны поверх нашей накидки — чтобы не липли к спине мокрыми щупальцами.
— Увалень безголовый, — тихо зарычал Ник, явно имея в виду своего приятеля, — ему единственному было невдомек, что мы с тобой…
Он запнулся, а вот я, наконец, вскипела. Ефим, может, и не блещет сообразительностью, но в своем отношении ко мне оказался куда более честен и благороден, чем сам Николас или тот же Рин. Я вывернулась из объятий и зло всмотрелась в родное до боли лицо.
— А что «мы»? — осведомилась ехидно. — Если так печешься о моем удачном замужестве, то что ж сам свататься не пришел?
Ник убрал руки, отпуская меня. Между нами и капле негде было упасть, а казалось, что разверзлась пропасть.
— Считаешь, что если б я с кольцом явился, тебе бы оставили выбор? — вкрадчиво поинтересовался парень.
Только гордость не позволила признаться, что как раз выбор мне никогда и не нужен был. Хотя в целом он прав: вздумай я отказать сыну градоначальника, родня б мне это весь век припоминала и житья бы не дала.
— Уж прости, — проговорил Ник со вздохом, — не хотелось каждый день сомневаться: ты со мной в самом деле быть хочешь или тебе просто деваться некуда.
Это можно понять: кто ж не желает себе любви искренней? Но вредность отозвалась за меня:
— Дурень, — хмыкнула я и отвернулась, хмуро уставившись на море.
— Угу, — протянул парень, соглашаясь, а потом вспомнил, что у него имеется оправдание: — Не думай, что я вел себя как собака на сене. Год корпел над яхтой, чтобы и тебе помочь, и самому в твоих чувствах разобраться.
«Хотел, чтобы ты была свободна», — вспомнилось мне.
— Помышлял выпустить птичку из клетки и посмотреть, воротится ли? — усмехнулась я.
— Скорее, рыбку из сетей, — в тон мне отвечал приятель, — и вообще-то рассчитывал удрать вместе с ней.
Удивление вытеснило обиды, и я снова обернулась к парню.
— А я то была уверенна, что наш остров тебе милей всего на свете и ты ни за что его не покинешь, — проговорила пораженно.
Ник сначала расхохотался, но быстро посерьезнел, а затем и вовсе взял меня за плечи и пристально всмотрелся в глаза.