Уильям Шекспир, «Юлий Цезарь», ок. 1600 В июне 1541 г. Франсиско Писарро все еще был таким же достаточно непретенциозным человеком, каким он впервые прибыл в Новый Свет тридцать девять лет назад. Хотя Писарро провел более двух третей своей жизни в Америках, шестидесятитрехлетний конкистадор все еще продолжал нести на себе неискоренимый отпечаток периода своего становления в сельской части Эстремадуры. Сын прославленного капитана кавалерии, Писарро воспитывался в семье своей матери — девушки из крестьянской семьи. Трое братьев Франсиско по отцу — Эрнан, Хуан и Гонсало, — будучи произведенными на свет значительно позднее, воспитывались в семье своего отца, а Эрнан, будучи самым старшим среди них, получил, среди прочего, формальное образование и унаследовал поместье своего отца.
Если бы Писарро обладал меньшими амбициями, то его будущее в Испании, вне всякого сомнения, было бы предопределено обстоятельствами его рождения и семейного воспитания. Но Писарро имел амбиции, то есть его представление о себе и о своем будущем не совпадало с соответствующими ожиданиями его земляков в отношении его. Эти амбиции — в сочетании с наложенным на Франсиско бесчестным пятном незаконнорожденности и, возможно, подсознательным детским желанием воспитываться в более высокопоставленной семье своего отца, нежели в семье своей матери, — несомненно, послужили тем двигателем, который погнал его через океан и через другой континент. Вне всякого сомнения, эта побудительная мотивация и подвигла в конечном счете Писарро на завоевание самой крупной туземной империи в Новом Свете.
Посредством этого завоевания Писарро в каком-то смысле обеспечил себе статус законнорожденности. Ввиду завоевания Писарро богатой Инкской империи король Карл посмотрел сквозь пальцы на его незаконнорожденность и сделал его рыцарем. Но так или иначе, в испанских королевствах XVI в. занимавший высокое положение сеньор обычно имел целый перечень титулов и «расширительных указаний», предшествовавших его письменному имени. Для любого интересующегося достаточно было лишь проглядеть этот перечень, чтобы точно понять, какое положение занимает этот человек в обществе, насколько богата или бедна его родословная.
В 1541 г. Франсиско Писарро обрел наконец тот статус и общественный вес, о котором он всегда мечтал: он стал рыцарем ордена Сантьяго, губернатором, командующим войсками и маркизом королевства Новая Кастилия, принадлежавшего Его Величеству. Став губернатором, — а этот пост был эквивалентен посту вице-короля, — Писарро обрел завидное положение человека, лично назначенного королем представлять испанскую власть в Перу и управлять миллионами новых вассалов, которых король заполучил посредством продемонстрированной Писарро военной доблести и военной мощи. Если бы кто-то из врагов Писарро решил задать вопрос о его плебейском происхождении, то Писарро на это легко смог бы ответить теми же словами, которыми примерно два столетия спустя незаконнорожденный Вольтер ответит на вопрос одного высокомерного французского аристократа: «Я только начинаю свой род, а вы свой род уже заканчиваете».
Но, несмотря на все титулы, непомерное богатство и власть, юношеские крестьянские годы оставили свой неизгладимый отпечаток на вкусах испытанного конкистадора. Хотя многие богатые энкомендеро, которым Писарро предоставил в услужение туземцев, поспешили избавиться от своих доспехов и поменяли их на шелковые чулки, шляпы с плюмажем и другие роскошные импортные европейские одежды, копируя поведение знати в Испании, Писарро предпочитал носить простую одежду без оборок. Летописец Агустин де Сарате писал:
«Маркиз… [обычно] носил черный кафтан с завышенной талией, внизу доходивший ему до щиколоток, белые ботинки из оленьей кожи, белую шляпу и меч со старомодным эфесом. Когда в праздничные дни слуги убеждали его надеть соболиную мантию, которую маркиз дель Валье [Эрнан Кортес] прислал ему из Новой Испании [Мексики], то он обыкновенно снимал ее после мессы и… [возвращался к своей обычной одежде]. Писарро имел обыкновение носить полотенце, обвязанное вокруг шеи, чтобы вытирать им поте лица, поскольку… [когда в стране сохранялось мирное положение] он проводил большую часть дня за игрой в шары (баулз) или в пелоту[44]».