– Конечно не отрицаю.
– Так я и думал. Мы вышлем корабли для разметки градиентов на широкой полосе и создания безопасного коридора. Пока же мы сэкономим несколько дней полета до Клинка и избежим стычки с несколькими известными нам бандами черепов. – Рикассо подался вперед, коснувшись животом края стола, взял указку и очертил полосу в обход пугающе пустой территории. – Учитывая важность и дальность перелета, спорить тут просто не о чем. Мы должны пересечь пустошь. Так мы скорее доберемся до Клинка. Очень сомневаюсь, что черепа бросятся за нами: техника у них не такая чувствительная, как наша. Заодно составим первые современные карты Напасти: рано или поздно все равно придется.
– Первые карты, и точка, – подытожила Куртана. – Если только ты не одумаешься.
Рикассо молча забарабанил указкой по карте.
– Сколько мы будем лететь над Напастью? – спросил Кильон.
– Тебя медицинский аспект интересует?
– Просто гадаю, сколько мы продержимся, если ситуация изменится и придется воспользоваться антизональными.
– Два дня, не больше, – заверил Рикассо. – Два дня, если не выжимать из моторов максимум, что, разумеется, не исключено. Это допустимо с учетом того, что тебе известно о наших запасах лекарств?
– Пожалуй, да, – с опаской ответил Кильон. – Сразу уточню: это не значит транжирить лекарства направо и налево. – Ему почудилось, что рядом витает тень доктора Гамбезона. Сам доктор из-за болезни не мог выразить свое мнение, и Кильон понимал: теперь ответственность лежит на нем.
– Я не утверждаю, что за этот план нужно хвататься, – примирительно заметил Рикассо. – Но и разумной альтернативы не вижу. Отступление Напасти позволяет нам быстрее достичь цели. Какой капитан не уцепится за такую возможность?
– Я, например, – буркнула Куртана.
– Что ж, дорогуша, разъясни свои опасения. Признайся, ты же расстроишься, если мы сейчас повернем назад. – Рикассо сжал кулаки. – Только представь! Мы можем стать первыми живыми существами, которые попадут на пустошь за пять с лишним тысяч лет.
– Вы буквально пропихиваете этот вариант, – заявил Аграф под восторженный ропот некоторых капитанов. – Поймите правильно, я двумя руками за доставку препаратов, но это, по крайней мере, оправданный риск.
– Выгода перекрывает риски, – проговорил Рикассо. – К примеру, можно почти не сомневаться, что на пустоши мы не встретим черепов. Ну или кого-то вообще. Без крайней необходимости мы не остановимся. На все время перелета основная часть Роя сохранит крейсерскую скорость. Если нужно, корабли-разведчики полетят быстрее, но перегружать двигатели мы не будем.
– Если мы впрямь решимся, – со вздохом начала Куртана, – «Репейница» должна лететь первой.
– А она готова?
– Полностью.
– Чудесно, – отозвался Рикассо. – В авангарде Роя наконечником стрелы полетят шесть кораблей: первой – «Репейница», за ней еще два, за ними еще три. Если корабли удержатся лигах в пяти друг от друга, мы снимем показания приборов по ширине коридора в десять лиг – для безопасности Роя этого предостаточно. Еще два корабля охраны полетят по флангам и последний – в хвосте, он продолжит снимать показания, а заодно удостоверится, не преследуют ли нас.
– Не станут нас преследовать, уж поверь мне на слово. – Куртана покачала головой.
– Тогда у замыкающего корабля будет больше времени на сбор сведений, – живо подхватил Рикассо, обладающий, как уже понял Кильон, поразительной способностью оборачивать любой недостаток себе на пользу.
– Не ждите поддержки большинства при голосовании по этому вопросу, – предупредил Аграф. – Колеблющиеся были и в прошлый раз. Теперь их число увеличится.
– Сынок, на сей раз обойдемся без махания флагами, – заверил Рикассо, стараясь не выпячивать собственную сообразительность. – Этот вариант предусмотрен предыдущим моим предложением, для которого я получил мандат на сто кораблей.
– На девяносто восемь, если уж быть точными, но кто будет придираться?
– Тут не конституционные придирки, дело в том, что я специально запросил полномочия менять курс по своему усмотрению, сообразно изменениям разведданных по зональным сдвигам, погодным условиям и расположению противника. Сейчас у меня впрямь имеются уточненные разведданные.
– Тебе это с рук не сойдет, – предупредила Куртана.
– Конечно не сойдет, – согласился Аграф. – Особая статья закона запрещает пересекать границы зон без отдельного голосования.
Рикассо изумленно воззрился на него:
– Кто сказал, что я собрался пересекать границы зон? Разве что старые границы на старых картах, но с каких пор они нас волнуют?
– Хитрый лис, – сквозь зубы процедила Куртана, и в ее голосе не было ни тени одобрения или нежности.
– Может, он прав, – сказал один из капитанов. – Разумеется, с точки зрения конституции.
– Послушайте, – примирительно начал Рикассо, – едва люди поймут, что полетят просто над пустошью, на которую еще не вернулись живые существа, то разом забудут свои тревоги.
– Ага, примерно так же, как я забываю свои тревоги прямо в процессе разговора, – съязвила Куртана.
– Ты, наверное, удивлен, что я сдалась так легко, – вздохнула капитан «Репейницы», оставшись наедине с Кильоном.
– Думаю, вам хватило мудрости увидеть преимущества полета над Напастью, хотя то, как Рикассо выжимал согласие, не понравилось.
– Ты очень тактичен.
– Надеюсь, мой голос не стал решающим.
– Я вообще не припомню голосования. Или я что-то пропустила?
– Думаю, вы меня поняли. В нормальной ситуации по медицинским вопросам Рикассо консультировался бы с Гамбезоном, а сегодня в зале был только я. Рикассо знает, что я соглашусь на что угодно, только бы скорее доставить сыворотку-пятнадцать на Клинок.
– Чувствуешь себя пешкой?
– Скорее, чувствую, что происходит что-то мне совершенно непонятное.
– Я такое чувствую с тех пор, как научилась считать, – посетовала Куртана.
– Без веской причины ни один здравомыслящий человек не пересечет границы Напасти, верно?
– Верно, – согласилась Куртана, – но, по-моему, ключевое слово здесь «здравомыслящий».
– Рикассо не сумасшедший. Ни в коей мере.
– Мне уже слышится «но».
– Количество времени, в течение которого Рикассо возится с лабораторными боргами, пытаясь сотворить свою волшебную сыворотку, свидетельствует… по крайней мере, о мономании. То есть о готовности достигать цели, переступая черту, перед которой разумный человек повернул бы обратно. Я только гадаю, имеет ли эта одержимость отношение к Напасти.
– Думаю, мы скоро узнаем. Я бунтовать не намерена. По крайней мере, пока.