Я эту картину никогда не забуду, а Аманда никогда не вспомнит. Так что у алкогольной амнезии есть свои плюсы.
– ДЖЕ-Е-ЕЙМИ-И-И!!!!!!
Три лица озаряются счастливейшими улыбками. Я бросаюсь навстречу и оказываюсь в кольце шести рук.
– Не могу поверить, что мы здесь! – визжит Аманда.
– Ты бы видела, какой стюард нас обслуживал, – вылитый Руперт Эверетт! – Это, конечно, Колин – у него слабость к мужчинам в форме.
– Джейми, доченька, какая ты у меня красавица! – А это, конечно, мама.
Я отступаю на шаг, чтобы на них полюбоваться. На маме белые носки – и, разумеется, туфли на шпильках. Мамочка, как я тебя люблю!
– А это Скотт! – представляю я своего «нареченного» и хозяйским, как надеюсь, жестом беру его под руку.
– Бог ты мой, какие белые зубы! – поражается Аманда. – Неужели настоящие?
– Боюсь, напрасно Аманда заказала в самолете двойную порцию мартини, – извиняется за нее Колин, – Рад с вами познакомиться, Скотт.
Мужчины пожимают друг другу руки и чересчур пристально, на мой подозрительный взгляд, смотрят в глаза.
– Милый вы мой! – восклицает мама. Глаза ее наполняются слезами: она крепко обнимает Скотта, шепча ему на ушко что-то вроде «Сделайте ее счастливой!», и к машине ведет, держа меня за руку.
Прежде чем отвезти нас в «Белладжо», Скотт проводит небольшую экскурсию по Стрипу. Колин и Аманда вопят, визжат и едва не выпрыгивают из машины перед каждым новым отелем, а меня снедает ностальгия: подумать только, совсем недавно и я приходила в бурный восторг при виде самых обыкновенных неоновых вывесок…
Мама не визжит и не скачет ее объемлет священный трепет.
– Всего два дня назад я брала в видеопрокате «Дивы Лас-Вегаса» – и все равно оказалась не готова к тому, что увидела. Да и как можно к этому подготовиться? – вздыхает она.
– Смотри! Смотри! – кричат наперебой мои друзья. – Какой красивый… какой величественный… какой ОГРОМНЫЙ!
Я гордо улыбаюсь, словно родитель, демонстрирующий миру гениального ребенка! Что-то типа: «Видите извергающийся вулкан рядом с «Миражом»? Моя работа!»
Все трое так и сыплют вопросами. Я отвечаю без запинки, поражаясь тому, сколько успела узнать о Лас-Вегасе, не прожив здесь и трех недель.
– Это тот самый отель «Аладдин», где Элвис венчался с Присциллой? – спрашивает Аманда.
– Не совсем. Тот отель снесли весной девяносто восьмого. Это новый, открывается через пару недель.
– Он выступал в «Хилтоне» – это здесь?
– Нет, это «Фламинго Хилтон», а Элвис давал концерт в «Лас-Вегас Хилтоне» – недалеко отсюда, на параллельной улице.
– Не могу дождаться шведского стола! – вздыхает Колин. – А лягушачьи лапки и улиток в «Париже» подают?
– Не думаю. Шведский стол – это в основном мясные блюда. Обязательно попробуйте печеные бананы – это что-то потрясающее! А вообще, по-моему, лучший шведский стол в «Белладжо». Думаю, мы сегодня там поужинаем, а потом отдохнем у нас в номере.
– Что за парень этот Рид?
– По телефону ты о нем говорила, как о каком-то диккенсовском чудаке, – замечает Колин.
Мне становится стыдно.
– Рид – настоящее сокровище. Добрый, щедрый, веселый. И выглядит не так уж плохо с тех пор, как его имиджем занялась Иззи.
– И что, он разрешил нам всем поселиться у него в номере?
– Верно. После свадьбы. Рид и Иззи уедут на Гавайи, а весь номер останется нам.
– Ах да, я не спросила – куда вы со Скоттом собираетесь на медовый месяц? – говорит вдруг мама.
Мы со Скоттом обмениваемся паническими взглядами.
– Какая досада, совсем позабыли о медовом месяце! – лепечу я.
– Зачем куда-то ехать, когда вы уже в раю? – во весь рот улыбается Колин. – Скотт, ты не знаешь здесь каких-нибудь хороших гей-клубов?
– Э-э…я?
– Ну, дорогой, ты ведь здесь живешь, наверняка слышал одно-два названия, – подбадриваю я его.
– А… ну да. Обязательно спрошу у ребят на работе. Кстати, я сейчас как раз туда направляюсь. – Он сворачивает направо. – Леди и джентльмен, добро пожаловать в «Белладжо»!
– Боже ты мой! – шепчет Колин, глядя из окна на уменьшенную копию озера Комо. – Должно быть, так чувствовала себя Золушка, когда попала на бал!
Пока гости распаковывают чемоданы, я листаю привезенный Амандой номер «Экспресса и Эхо» в поисках своей статьи.
– Теперь ты международная корреспондентка! – радостно сообщает Аманда. – Держу пари, это не последний твой репортаж для «Экспресса»! Кстати, у нашего редактора есть знакомая в одном столичном журнале, она ищет авторов на американские темы. Я дала ей твои данные, ты не против?
– Конечно, нет! – сияю я.
– Может, обсудим карьерные успехи Джейми за ужином? Умираю от голода! – ноет Колин.
Шведский стол поражает гостей так же, как поразил когда-то меня. С улыбкой и легким чувством превосходства я смотрю, как они мечутся от стола к столу, нагружая тарелки невероятными кулинарными комбинациями – шпинат в устричном соусе, козий сыр с перцем, вяленый лосось, пюре из сладкого картофеля, крабовые клешни, фаршированная индейка и целая россыпь десертов, включая и фисташковый крем-брюле, на который даже я в свое время не решилась.
Надин присоединяется к нам с опозданием и без эскорта. С нарочитой небрежностью сообщает, что Кристиан пошел в магазин помочь дяде Сэму, а затем откусывает голову официантке за то, что та, услышав слово «лимонад», принесла-таки бокал мутного лимонного напитка без газа.
– Если хочешь газировки, скажи «Спрайт» или «Севен-Ап», – объясняю я. – Американцы наших эвфемизмов не понимают, у них «лимонад» и значит «лимонад».
Тут Надин разражается такой антиамериканской тирадой, что мама, не выдержав, подхватывает ее под ручку и ведет к шведскому столу. Надин, разумеется, ограничивается салат-баром. Думаете, она восхищена богатым выбором блюд? Ошибаетесь.
– Десять разных соусов! Подумать только – десять! Не понимаю, что они этим пытаются доказать?
Моя шведскостольная истерия давно позади. Я больше не рыщу по залу голодным волком и не стремлюсь съесть все, что вижу перед собой. Почувствовав приятную тяжесть в желудке, я откладываю нож и вилку. Моим спутникам до такого самообладания еще расти и расти.
Неужто я начинаю привыкать к Лас-Вегасу?
Проходя через казино, мы слышим, как растерянная пожилая пара спрашивает охранника: «Скажите, пожалуйста, где здесь туалет?» – с таким благоговением в голосе, словно отыскивают звезду, взошедшую над Вифлеемом.
Мне не нужно прислушиваться к ответу охранника – я и так знаю, где здесь туалет. Знаю, где телефоны-автоматы, откуда можно отправить факс и как пройти на почту. Знаю, как дойти пешком до «Дворца Цезаря», где посмотреть на львов, из какого ресторана открывается красивейший вид на фонтаны. Знаю даже, в каком баре дорогая проститутка имеет возможность пролить на платье ликер «Бейли»… Как ни удивительно это звучит, но самый мишурный город на свете стал моим домом.
