не ударили в спину. Оркам Маэдрос велел пощады не давать.
На глазах последних уцелевших вастаков он проткнул ближайшего своим жутким шипом насквозь, поднял в воздух — и швырнул в людей. Те с воплями кинулись и наземь, кое-кто — бросая оружие.
Бросающих порой не трогали.
Снова раскатился по берегу рог Маглора. Руссандол, бросив недорезанного орка, поспешно выбежал из кольца телег, вскочил на коня, уже кусавшегося от злости, и направил его к лесу, свистом созывая свой отряд.
Последние всадники кидали в телеги с кожами горящие факела и тоже уносились к лесу. Две повозки с зерном уже исчезали за деревьями.
Издалека, со стороны становища, доносились звуки рога. Но когда поднятый по тревоге новый отряд прибыл, никого из нападавших уже не было. Только горящие телеги, только взрытый окровавленный снег, только стеной стоящий Большой лес. И множество раненых и недобитых.
— Поджечь бы лес этот... — сказал с тоской молодой воин. Поежился
Словно в ответ из-за деревьев донёсся трубный, стонущий звук. Далёкий, но он заставил вздрогнуть некоторых бывалых вояк.
— Знаешь, кто тогда тебе навстречу из него выйдет и на тебя пойдет? — ощерился сотник. — Молчи, дурень безусый! В этом проклятом лесу и деревья ходят!
— Деревья нас не догонят... — Парень осекся, наклонил голову.
— Собирайте людей, — рявкнул командир. — Если опять хоть что-то вякнут про Железнорукого — языки отрежу!! И волкам скормлю!!
Уцелевшие охранники уже вылезали из-под телег. Иных ещё трясло от страха. Не было сомнения — дойдя до становища, они начнут болтать, не сегодня, так завтра, и разнесут новую страшную историю по всему войску. И даже если несколько языков оттяпать, всех заткнуть не удастся.
Сотник подъехал к полыхающему тележному полукольцу. Присмотрелся к телам. Древком копья перевернул на спину одно из людских тел.
Дыра в нем была такая, что всю грудь человека разворотило, и сквозь нее виднелся грязно-алый снег.
— Чтоб его гауры сожрали живьём, тварь белолицую! — Прошипел сотник. — Демонов ублюдок! Попадется — никакому Гортауру Ужасному отсылать не стану! Порву конями гада! Зенки его бледные вырву! И собакам дам тулово живьём сожрать! И брата его смотреть заставлю!! А потом... Заставлю второго демона жрать то, что собаки не доедят!
...Сделав по лесу крюк, маленький отряд Маэдроса вышел на опушку почти напротив становища.
— Как рука? — спросил тихо Маглор.
— Привыкну. Сталь не особо хороша. Запястье мерзнет, утеплю еще.
— Амбарто и так сделал все, что мог с болотной сталью.
— Надо было по твоему совету перековать на него сломанные клинки и оковку щитов. Там сталь лучше.
— Лучше перековать их на новые мечи.
Звезда на востоке коснулась верхушки далёкой горы, и Маэдрос тихо приказал:
— Вперёд. Круг по лагерю, факела в шатры — и обратно. Со всех ног.
Теперь маленький отряд мчался молча и в полной тишине. И даже часовые подняли тревогу на несколько мгновений позже, чем надо бы. Наверное, глазам поверили не сразу.
*
Укрывшись отбеленными плащами, они подобрались к становищу по снегу, в сумерках, и, когда на северном краю началась суматоха — проскользнули через ограду. Да немного было той ограды, строить города и укрепления вастаки ещё не научились.
Хотя если все продолжится, могут научиться, думала она.
Они скользили от одного войлочного шатра к другому, то падая в грязный снег, то скрываясь в тенях, подбираясь к нужному. Мысленно Келонниль звала его «шатер женщин», как бы не называлось это у людей. Не то, чтобы ей хотелось узнать. Но издали ей было видно, как из него по вечерам выводили женщину — то одну, то другую, то теперь третью уже десять дней— и сопровождали к вождю. К военачальнику Ульгэру.
Когда вастака поставили над армией Тху — это была просто новость.
Когда он едва не взял Болотную крепость, и князь Маэдрос велел её оставить и уйти в леса — о нем крепко задумались.
Когда Ульгэр стал наместником земель южнее Амон Эреб и возглавил захват земель вдоль Гэлиона, убеждая землепашцев, что разницы для них между князьями нет, Маглор задумался, не договориться ли с ним не замечать друг друга, если уж ума ему не занимать.
Потом Ульгэр объявил охоту на эльдар и разорвал конями двух раненых пленных нандор, Келонниль осталась без мужа — и с целью, которую выцеливала с лета. С осторожной, хитрой и злой целью, готовой, что ей будут мстить.
Но от женщин Ульгэр не отказывался, в шатер к нему их водили почти каждый день. И после любой стычки — непременно.
Нандор и так невысоки ростом, а вот в сопровождение ей выбрали самых низкорослых из нолдор, и то с трудом нашли таких, кто сойдёт за вастака размером. Моррамэ для этого беспощадно сутулился.
За женщиной пришли уже в полной темноте, когда улёгся шум. Двое воинов в одинаковых длинных одеждах, крытых синей тканью и с красными поясами, подошли к шатру, обменялись с охраной несколькими словами — и повели с собой худую и хмурую девицу с каштановой косой. Почти как у Келонниль.
По пути к шатру военачальника они на короткое время скроются с глаз караульных между двух богатых шатров...
Моррамэ со спутником убили их за один вдох, вскочив со снега почти у них под ногами и вогнав длинные, в локоть, ножи — одному в горло, другому в щель доспеха. Зажав рты, чтобы не допустить предсмертного крика. Келонниль зажимала рот девице в тот момент, просто чтобы та не заорала с перепугу.
Тем больше она удивилась, когда услышала ее голос, опустив ладонь.
— Я с вами! — сказала аданэт отчаянным злым шепотом.
— Под шубу вдвоем не влезем, — покачала головой Келонниль.
— Тогда заберите меня с собой! Или закричу! — зашипела та.
— Жить надоело? — шикнул Моррамэ.
— Да!
— Если убьем Ульгэра — заберём, — Келонниль решила не спорить, времени было слишком мало. Вытряхнула аданэт из шубы — та оказалась в одной нижней рубашке и мягких сапожках, бросила ей свой белый плащ, жестом велела ждать тут. Рядом нолдор торопливо надевали вастакские теплые халаты и шлемы, затыкали мечи за пояса. Накрывали тела белыми тряпками.
— «В темные травы!!» — прошептала женщина, цепляясь за руку нандэ. — Тебе надо отвечать
