— На свете столько македонских воинов, — заметил Аристотель. — И уж конечно ни один из них не захочет привлекать к себе внимание, ввязываясь в темные дела. Едва ли Антипатр придет в восторг, если ты обвинишь македонского солдата, да еще без всяких оснований!
— Как бы то ни было, я упорно преследовал мальчика. Я снова напал на его след, кто-то видел мальчишку-конюха с угольщиком. А потом его видели вновь, он шел от Элевсина к Афинам, все еще под видом конюха, но с головы до ног в гусиных перьях. Но когда я вернулся в город, с угольщиком его уже не было. Мальчишка сбежал.
— И что же ты предпринял?
— Я всегда стараюсь мыслить, как моя дичь — мне, актеру, это несложно. И вот я подумал: «Что бы я сделал на месте Клеофона?» «Пошел бы в Пирей», — был ответ. Раз уж он передумал насчет Коринфа, остается Пирей — ближайший к Афинам порт. И вот я отправился в Пирей, но там всегда так людно. Сложно кого-то выследить. Другое дело, если бы я следил за ним всю дорогу. Впрочем, я и так увидел мальчишку на палубе отплывающего корабля. Правда, всего лишь мельком, но я совершенно уверен, что это был наш беглец. Клеофон, сын Ортобула.
— Неужели? Потрясающе. А тебе не кажется, что это мог быть другой мальчик? — с сомнением проговорил Аристотель. — В конце концов, с исчезновения Клеофона прошло уже столько дней.
— Да, и как ты мог его узнать? Ты же ни разу его не видел, — вставил я.
— Мне его описали. И потом, я видел его брата, — заявил Архий. — Для такого мастера, как я, этого более чем достаточно. Он, кажется, сел на корабль под видом раба, но — клянусь всеми богами! — это был младший сын Ортобула. Как жаль, что я опоздал! Совсем чуть-чуть, но все же опоздал, признаю. По крайней мере, мы знаем, куда направляется корабль. Пользы от этого, правда, никакой, разве что мы добьемся письменного приказа отослать мальчишку обратно.
— Очень сомневаюсь, что в погоню за Клеофоном пошлют трирему, — невозмутимо произнес Аристотель. — Куда, ты говоришь, направляется это судно?
— В Египет, — простонал Архий. — Какая уж тут погоня? Я еще понимаю, плыл бы он в Азию, с остановками на всех островах.
— Ах, в Египет, — сказал Аристотель. — Значит, не замерзнет. Может, он привезет нам благовоний? Или даже обезьянку.
XXIII
Ликена
Чтобы успокоить и выпроводить рассерженного Архия, потребовался весь дипломатический талант Аристотеля. Наконец, услышав немало похвал своим самоотверженным трудам и получив «срочное» задание — изучить деловые связи Эргокла, актер немедленно воспрянул духом и отправился восвояси.
Мы же остались сидеть в моем пыльном андроне, глядя друг на друга.
— Фокон, должно быть, учуял слежку, — заметил Аристотель, — и решился на отчаянный шаг: посадил мальчика на первый же отплывающий корабль. Какое счастье, что Египет далеко. Слишком далеко для Архия. Правда, у Клеофона там никого нет, — печально добавил он. — Да, не удалось использовать нашего старого знакомого — Ферона Галикарнасского, ныне кузнеца в Коринфе.
— А что Ликена? — напомнил я. — Ты сказал, в деле забрезжил свет. Но теперь мы знаем больше — и меньше. Ибо наша Ликена не может быть подругой Фрины. Эта женщина уже давным-давно в Византии.
— Так говорит Фрина, — согласился Аристотель. — И потом, ее подруга плохо умеет писать. А послание, которое мы якобы получили от Ликены, написано вполне уверенной рукой.
— Может, кто-то писал под ее диктовку.
— Может быть. Кто, в таком случае? Кое-что еще связывает подругу Фрины с нашим расследованием, ты заметил? Не так давно у Фрины и Ликены был общий любовник, пусть совсем недолго. Некий потрясающе красивый мужчина. — Аристотель встал, прошелся по комнате и, остановившись возле небольшого столика, рассеянно покрутил в руках вазу. — Вспомни нашу первую встречу с Мариллой. В этой самой комнате. Был конец весны, может, самое начало лета. Она сказала примерно следующее: «Ликена, любовница Филина, говорила мне, что он тоже не знает, чем обернется суд». Значит, можно предположить, что в то время красавец Филин все еще был общим любовником Фрины и Ликены.
— Разумно, — сказал я. — Я видел Филина в доме, о котором не хочу говорить. Он ушел незадолго до того, как заварилась вся эта каша. Фрина, помню, сказала, что их корабль уже бросил якорь — имея в виду, что они больше не связаны любовными узами. Даже жаль, они так чудесно смотрятся вместе.
— Да уж. Это лишь утверждает меня в мысли, что Филин был общим любовником этих двух красавиц. Но весной, как раз тогда, когда я заинтересовался делами Ортобула, Ликена — если верить Фрине, ее близкой подруге — уехала.
— Тогда почему Ликена все еще здесь? Хотя Фрина предложила замечательное объяснение: это прозвище могли взять две совершенно разные женщины.
— Не исключено. Однако подумай, Филин был лучшим другом Ортобула. А вот с чего бы таинственной Ликене — назовем ее второй Ликеной — интересоваться семьей Ортобула? Причем настолько сильно, что она даже помогла Клеофону — если вообще не устроила его побег? Мы должны найти ответ на этот вопрос.
— И что ты предлагаешь?
Аристотель беспокойно зашагал взад-вперед.
— Единственный способ — самим найти Ликену, выяснить, кто она такая и какова ее роль в событиях последних недель.
— Где она живет, мы уже знаем.
Аристотель передернул плечами:
— Лишь со слов угольщика, который тоже сыграл не последнюю роль в происшедшем. Кто он: негодяй, сочувствующий наблюдатель, орудие? Но я согласен, нам следует еще раз наведаться в Ахарны. Я говорю «нам» в надежде, что ты готов составить мне компанию. Я бы не хотел в одиночку иметь дело с Ликеной — или с этим ее жутким рабом. Путь неблизкий, так что надо будет нанять мулов. Только не у старины Эфиппа.
Я сказал, что охотно съезжу вместе с ним, хотя меня лично больше страшили мулы, чем раб. Выехать с утра не получилось, поскольку Аристотель должен был прочесть лекцию и встретиться со своими учеными, так что, когда мы тронулись в путь, солнце перевалило за полдень. Стоял довольно приятный осенний денек, теплый, но не жаркий. Впрочем, можно ли назвать приятным день, проведенный верхом, когда старая рана дает о себе знать каждый раз, когда ты натягиваешь поводья? Пока наши лошадки трусили на северо-запад, я вспомнил, что ахарняне необыкновенно храбры и даже соорудили большой храм Аресу. Если эта Ликена дружит с ахарнскими воинами или пользуется их услугами, наш визит может плохо закончиться. Впрочем, от женщины, продающей себя за деньги, логичнее ожидать гостеприимства, и я надеялся на относительно теплый прием и легкое угощение.
Наконец мы подъехали к маленькому домику, притулившемуся возле пустоши. Было тихо. Курица, видимо, где-то спала.
Мы спешились. Аристотель решительно направился через двор к дому, но вскоре был остановлен огромным рабом, который произвел на меня столь неизгладимое впечатление в прошлый раз.
