class="p1">– Нет, что вы, – она показала пальцем на кузов, – я работаю с этой женщиной. Прибежала помочь, а уже поздно. Можно я поеду с вами в больницу?
Фельдшер неожиданно ухмыльнулся:
– Прокатиться с нами можешь, конечно. Потом. Если захочешь. Только пациент у нас не женщина, а мужчина.
Ожидая услышать другой ответ, она не сразу осознала слова фельдшера и возмутилась:
– Какой мужчина?
– Обыкновенный. Хомо сапиенс с алкогольным отравлением.
Поставив саквояж в салон, фельдшер двумя руками закрыл дверцы машины. Шофер включил двигатель. Это заставило Аглаю очнуться. Она рванула в подъезд, чувствуя, как остановившееся было сердце забилось с новой силой. Светлана Михайловна жила на пятом этаже, а лифт стоял на десятом. Аглая не стала ждать, пока спустится кабина, и побежала вверх, на одном дыхании перепрыгивая через несколько ступеней.
– Светлана Михайловна, откройте, это я, Аглая! – Аглая жала и жала кнопку звонка. – Светлана Михайловна!
– Светлана Михайловна ушла, – сказал вдруг над ухом спокойный мужской голос.
– Как ушла?
Обернувшись, Аглая встретила взгляд шоколадных глаз, которые смотрели на нее с затаенной усмешкой.
* * *
– Светлана Михайловна ушла гулять с собакой. Я только что с ней поздоровался.
Глядя на нее, молодой мужчина с аккуратной русой бородкой едва сдерживал смех. Сбросив со лба прядку спутанных волос, Аглая поняла, что выглядит дико: глаза безумные, волосы как мочалка из морозилки, из расстегнутой куртки виднеется ворот толстовки, второпях надетой наизнанку.
Его неуместная веселость вызвала у нее гнев. Быстрым движением запахнув куртку, она сердито выпалила:
– Вы, наверно, обознались. Светлана Михайловна звонила мне, плакала и просила о помощи.
– Ах, это… – мужчина переждал, пока Аглая несколько раз яростно нажмет кнопку звонка и примирительным тоном сообщил: – Кажется, я должен вас просветить, что наша дражайшая Светлана Михайловна частенько устраивает подобные шоу. Поводы, знаете, самые разнообразные. Например, буквально вчера у Светланы Михайловны рвало кошку, а на прошлой неделе ей показалось, что соседи сверху подбросили на балкон дохлую крысу.
– Она что, сумасшедшая? – севшим голосом спросила Аглая.
– Ну, не знаю, я не психиатр, – сказал мужчина. – Может быть, просто мнительная. Мы, соседи, уже привыкли и не реагируем. Значит, теперь она взялась за сотрудников детского сада. Я ведь не ошибаюсь? Вы, наверно, воспитательница?
– Воспитательница. И что? Как бы то ни было, человек звал на помощь, и надо до конца выяснить, в чем дело.
Не собираясь сдаваться так быстро, Аглая еще раз позвонила в дверь, теперь уже из чистого упрямства. Кроме того, мужчина стоял как приклеенный и не собирался уходить, а она не была расположена ставить себя в глупое положение.
Двумя пальцами он отнял ее руку от звонка, но не отпустил, а крепко взял за запястье:
– Знаете, что мы сделаем?
– Мы? – удивленно переспросила Аглая.
– Ну да, мы. Я же не оставлю вас стоять на лестнице с обледеневшими волосами. Кроме того, здесь дует. – Они одновременно посмотрели на окно с перекошенной рамой, откуда нещадно си-фонило. – Мы сейчас пойдем ко мне, попьем чаю, и вы услышите, как вернется Светлана Михайловна. Меня, кстати, зовут Евгений Борисович.
– А я – Аглая Леонидовна, – понижая тональность разговора, ответила Аглая.
Она была точно такой, как описывала эта старая курица Светлана Михайловна: красивая и рыжая, с бровями вразлет над глазами цвета весны. Когда Аглая задохнулась от ярости, плотно сжатые губы изогнулись полумесяцем. Евгений Борисович едва не застонал, так захотелось прижать лицо к тонкой шее и укусить молочную кожу, чувствуя, как к нему переходит частица ее силы.
Наверное, в какой-то момент от восторга он перестал владеть своим лицом, потому что Аглая отшатнулась. Евгений Борисович понял, что сейчас она развернется и уйдет, поэтому поспешил расцвести в самой обаятельной улыбке, на которую был способен.
– Аглая Леонидовна, прошу вас, не отказывайтесь. Чайник вскипит за несколько минут. Вы, кстати, что любите, чай или кофе?
Он выстраивал предложения так, чтобы втянуть ее в беседу. Сейчас главное – уболтать, уговорить, расслабить, а потом немножко гипнотической техники, капля нейролингвистического программирования, и птичка в твоих руках. Единственным препятствием был крестик, проглядывающий в вороте футболки, – совсем крошечный, почти детский. Евгений Борисович старательно отводил глаза от его золотого блеска, как от дуги высокого напряжения. С православными всегда получалось труднее, словно маленький кусочек металла на шее имеет свойство щита ратников.
С затаенной радостью, Евгений Борисович увидел, как из Аглаиных глаз исчезло сердитое выражение.
Он мягко повторил вопрос:
– Так чай или кофе? Со сливками?
– С сахаром, – сказала Аглая, и Евгений Борисович в душе отпраздновал первую победу.
Отрезая гостье путь к отступлению, он распахнул дверь своей квартиры и включил свет в прихожей. Бронзовые лампы эпохи модерна вспыхнули и отбросили теплый свет на массивную дубовую вешалку с инкрустированным козырьком. Угольками блеснули стеклянные глаза чучела совы над старинным зеркалом. Продавец клялся, что зеркало из квартиры Керенского. Евгению Борисовичу льстила мысль о равенстве с Керенским, хотя бы перед гладью стекла.
Обставляя квартиру, Евгений Борисович сразу решил – никакого новодела. У него все должно быть солидно, дорого и с индивидуальностью. Ради права жить самостоятельно пришлось отсуживать у родителей свою долю в обширной квартире в центре Нижнего Новгорода и пройти через выматывающую процедуру размена, результатом которого стал переезд в Петербург.
Нанятый дизайнер первым делом предложил перенести кухню в гостиную, выгородив угол мраморной стойкой. Таким образом, стандартная двушка преобразовалась в трехкомнатную квартиру с парой спален. Особой гордостью Евгения Борисовича была дверная арка, которую поддерживали Ангелки с иконостаса католической церкви. Краснодеревщик вписал Ангелочков точно по углам проема, создавая иллюзию некоего алтаря, скрытого за вишневым занавесом из органзы.
– Я не признаю дверей внутри квартиры, – пояснил Евгений Борисович, подметив заинтересованный взгляд Аглаи. – В помещении должно быть много света и воздуха.
Отодвинув рукой занавес, он ввел ее в комнату, где царил шикарный кожаный диван на львиных лапах. Старинный шкаф со сдержанным достоинством хранил фолианты, расположенные в живописном беспорядке. На нижней полке с продуманной небрежностью лежала раскрытая книга на старонемецком языке.
– Присаживайтесь, Аглая Леонидовна, а я пойду варить кофе, – Евгений Борисович помедлил, – или все-таки чай будете? С медом, на травах. Гарантирую, вы никогда такой не пробовали.
Ожидая ответа, Евгений Борисович внутренне замер, и очень обрадовался, когда та послушно кивнула:
– Хорошо, чай.
Заваривая чай, он смотрел, как Аглая неспешно прошлась по комнате, но садиться не стала, остановилась у окна.
«Высматривает Светлану, – понял Евгений Борисович и усмехнулся. Он сам лично посоветовал Светлане Михайловне пойти прогуляться сразу после звонка Аглае. – Пусть ждет, Светлана будет гулять еще часа два».
Ему хотелось прямо сейчас подойти,
