Такие высказывания только подливали масло в огонь распространявшихся слухов о тайном ирландско-папистско-испанском сговоре. Теперь языки пламени, тлевшего подспудно, прорвались повсюду на поверхность. Груженые корабли отправлялись в Нидерланды и возвращались обратно, но уже с другим грузом, что давало основание для самых невероятных политических спекуляций. Так, голландцев попотчевали историей, что король Карл свергнут, а его сестра Елизавета, изгнанница и бывшая королева Богемии, провозглашена при всеобщем ликовании народа суверенной правительницей-протестанткой. В довершение всего сами голландцы придумали историю о всеобъемлющем заговоре, который замыслили мятежные шотландцы и королевские подданные-паписты с намерением разрушить церковь и убить короля. Английский консул в Голландии посчитал нужным сообщить эту фантастическую новость архиепископу Лоду, который передал ее королю, находившемуся на Севере, но никто из них, по-видимому, не знал, что с этим делать. Только Королевский совет в Лондоне принял предупредительные меры для предотвращения народных демонстраций, отдав распоряжение о закрытии всех театров, медвежьих садков и общественных мест отдыха.
Напуганная слухами королева желала, чтобы король вернулся домой, наивно веря в его способность разрешить проблему. Она послала Карлу письмо, в котором сообщила только одну новость, что лорд Уорвик и его друзья собираются представить ему важный документ, называемый Великая ремонстрация, под которым они собирают подписи других пэров. Для короля эта новость не была неожиданной, в какой-то мере он даже мог приветствовать ее. Видимо, он подумал, что вполне возможно переиграть оппозиционных пэров, собрав под свои знамена всех оставшихся лордов, если он убедит их в том, что их положение и власть, зависящие, естественно, от его власти, будут поставлены под угрозу, когда он сам окажется в опасном положении. Стараниями Страффорда был создан раскол между палатой общин и палатой лордов, когда пэры пришли к выводу, что их права были ущемлены в результате действий последнего парламента. Короткий парламент не позволил установить контроль над собой по двум причинам. Потому что рассудительность Пима позволила избежать разрыва между обеими палатами парламента и потому, что протестантские симпатии Лондона придавали сил критикам короля и расхолаживали его сторонников. Полупарламент, то есть парламент, в котором представлены только пэры, созванный в Йорке, удаленный от Лондона с его протестующими мастеровыми и моряками, мог бы выступить в поддержку короля. Поддержка пэров королевства могла бы спасти положение. Их влияние, прямое и косвенное, на администрацию графств было очень значительным; их интересы в торговле и промышленности были обширными. Большая часть национального богатства и власть находились в их руках. Созывая Совет пэров в Йорке, король надеялся в противовес своим критикам сформировать довольно влиятельную партию и поставить ее себе на службу в настоящем, а если появится необходимость снова созвать парламент, то она покажет свою силу и ослабит палату общин, внеся разброд в ее ряды.
Король невозмутимо воспринял Великую ремонстрацию, составленную группой его критиков в Лондоне. Она была написана Джоном Пимом с помощью Оливера Сент-Джона. Пэры из «Провиденс компани», а именно Уорвик, Сэй и Брук, привлекли многих других к ее подписанию. Это были Эссекс и его родственник Хертфорд, глубоко набожный лорд Мандевилль, могущественный лорд Севера Хоуард из Эскрика. Жалобы, перечисленные в документе, были теми же, которые рассматривались Коротким парламентом: вероисповедные нововведения, потворство римокатоликам, вопросы о монополиях и «корабельных деньгах». Была включена в список еще одна настоятельная просьба пэров – не присылать никаких войск из Ирландии. Англичане опасались, что король или Страффорд могут прибегнуть для защиты своих интересов к помощи буйных ирландцев, старых врагов английской нации и папистов.
Карл ответил на Ремонстрацию указом, который предписывал пэрам явиться 24 сентября на Большой совет в Йорке. Указ был подписан 7 сентября, смотр своей армии король назначил на 10 сентября. 2 тысячи кавалеристов и 16 тысяч пехотинцев, которых подготовили Джейкоб Эстли и Страффорд, производили благоприятное впечатление на неискушенного в военном деле гражданского наблюдателя. Секретарь Вейн рискнул высказать мнение, что такого войска не было даже у шведского короля Густава II Адольфа. Принимая во внимание это утверждение и рассчитывая на прибытие войск из Ирландии, как обещал Страффорд, шотландцам не на что было рассчитывать. Для выполнения намеченного плана необходимо было выиграть время, в течение которого требовалось мобилизовать англичан против захватчиков, заручиться поддержкой пэров и собрать деньги с их помощью, высадить ирландцев в Галловее на западном побережье и, прибегнув к демонстрации силы и готовности вести войну, заставить замолчать ее оппонентов.
Эти надежды основывались на завышенных ожиданиях. Шотландская армия твердо верила в свою победу, не понеся серьезных потерь при Ньюберне и быстро оправившись после несчастного случая в Данглассе. Англичане, даже на Севере, недовольно ворчали, но не выказывали ни малейшего намерения изгнать шотландцев. Ирландская армия оставалась в Ольстере, не имея возможности переправиться в отсутствие судов. Гамильтон не предоставил ни одного судна, он не верил, что король может выиграть войну, и, зная, что ковенантеры сразу же загораются гневом при одном лишь упоминании об ирландской армии, решил, что будет лучше, если ирландская армия так и не ступит на шотландскую землю. Следует признать, что, поскольку Думбартон во второй раз захватили ковенантеры, всего лишь одна гавань была готова принять ирландцев. Это был крошечный Керлаверок, которым владел верный королю католик лорд Нитсдейл. Но если Гамильтон даже и не думал предпринимать попытку переправить ирландцев, ему следовало бы открыто заявить об этом, иначе выходило так, что, поддержав план, со своей стороны он провалил его.
Король сохранял оптимизм еще несколько дней. Для того чтобы показать, что его призыв к созыву Большого совета вовсе не означал изменения его политики, он всячески демонстрировал свое расположение к Страффорду, а 13 сентября даже пожаловал ему орден Подвязки. Прошла торжественная церемония награждения, и маркиз Гамильтон и граф Холланд подвели нового рыцаря к подножию трона. Страффорд не любил их, презирал и не доверял им обоим; то, что он был удостоен высочайшей награды в королевстве в такое время и при такой поддержке, имело важнейшее значение.
Он больше не разделял оптимизма короля и ясно представлял всю мощь шотландцев, слабость английской армии, неприязнь местного сельского населения, бюрократизм и продажность своих коллег-министров. Всем своим видом Страффорд выражал решительную уверенность в победе, в то время как все его надежды в действительности рухнули. Он искренне признался своему старому другу Джорджу Рэдклиффу: «Никогда прежде положение не было столь плохим».
Надежды короля, с другой стороны, все множились. 18 сентября отряд мародеров-шотландцев перешел через реку Тис. О вторжении доложили молодому, но опытному в военном деле капитану Джону Смиту, кавалерийский отряд которого находился поблизости. Его нападение на беспечных шотландцев было стремительным,
