от меня.
– Меня зовут Роман Ольховский, я дизайнер…
– Это ежу понятно, ― перебил начальник. ― Предлагаешь чего? Умеешь чего? Болеешь чем?
– Я не болею!
– Тьфу ты! Откуда вас всех несет, а? Дурные, бесталанные, ни фантазии нормальной, ни соображалки.
Я не знал, как реагировать. Оскорбиться? Но ведь я пришел устраиваться на работу. Начинать с обид ― неконструктивно. Но смогу ли я сотрудничать с таким человеком?
– Болеть должно тут! ― Начальник несколько раз ударил себя в грудь кулаком.
Кстати, с чего я решил, что он начальник?
– Пал Иваныч! ― представился он, как только стол опустился на пол. – И лет мне, между прочим, девяносто семь! Только в Дипвирте и можно поддерживать тело. Совсем дряхлое стало… А голова-то еще ничего, варит! Так какой у тебя замысел?
– Я хотел бы создать город. Лучший в мире.
– А за каким хреном он тебе? В вирте можно воссоздать что хочешь, не напрягаясь.
– Но я рассчитываю уйти из вирта. Через месяц. И мне нужно…
– Ишь ты! «Рассчитываю!», «Мне нужно!». А куда ты пойдешь, подумал? Кому ты сдался там? Конторе своей? Которая от тебя поспешила откреститься?
– Откуда вы…
– Да я читал твою историю, ― махнул рукой начальник. Потом пошарил за ухом и извлек… огромную бумажную тетрадь. Я такие видел только в музее. Положил на стол и принялся листать.
– Так… Вот. Петербург. Ну-ну.
– А что с ним не так?
– Да ты сядь. ― Пал Иваныч махнул рукой, и возле меня появился пуфик.
Я сел.
– Ты хоть на один процент представляешь, что такое Петербург?
Он вперил в меня маленькие глазки, похожие на кнопки консоли.
– Представляю. Я изучал видеофайлы. Читал книги.
– Книги, хм. Достоевского, вероятно?
– Его тоже, ― сдержанно ответил я.
Он задумчиво разглядывал меня секунд десять, потом сказал: «Пошли».
Он вышел из-за стола и оказался маленьким и круглым, как теннисный мяч. Появилось странное желание взять ракетку и… Но я постарался выкинуть из головы мысли, навеянные дурацким виртом.
Мы вышли в следующее помещение и оказались на огромном балконе. Со всех сторон, даже сверху, на нас смотрели каменные фигуры. Под нами лежал город. А здесь гулял ледяной ветер.
– Ну ― смотри! ― сказал Пал Иваныч.
Я смотрел. Или нет ― я летел. Уже не понимая, происходит это в моем воображении или на самом деле. Санкт-Петербург раскинулся подо мной ― холодный и величественный. И окруженный водой.
– Залив, ― сказал я.
– Ну валяй туда, ― хмыкнул начальник.
Я заскользил над водой, почти касаясь ее крылом. Да, у меня теперь были крылья! Я чувствовал себя чайкой.
– Это удобная программка, она считывает твои запросы до того, как ты их формулируешь, ― услышал я голос Пал Иваныча. ― Куда теперь?
– Мосты?
– Ок.
Я стал многопалубным теплоходом. Я плыл вдоль темной набережной в огнях. Выходил из порта. Приблизился к бетонной громаде, и она раскрылась передо мной, медленно разведя створы. Я прошел между ними, чувствуя зов открытого моря.
И слыша усмехающийся голос начальника:
– Еще что-нибудь? Давай списком.
– Медный всадник, Адмиралтейство, Казанский собор, Дворцовая площадь.
Я стал конем. По моему бронзовому боку нещадно лупил дождь. Вода стекала по ногам, по хвосту, собиралась в лужицы возле копыт.
Мне хотелось в галоп ― но на мне сидел царь, я боялся случайно уронить его.
Ему тоже хотелось в галоп, но на него смотрели. Весь город. Вся страна.
Весь мир. Сквозь эпохи. Сквозь вирт.
– Достаточно, меняем дислокацию…
Я стал колонной. Одной из множества в галерее. Мы были как одна, прямые и сильные. На нас лежала ответственность за красоту, за историю, за бренд.
– И еще немного…
Я стал тонким, сверкающим, вытянулся к небесам. Сверху на мне что-то было, кажется, кораблик, но я не видел это. Я нес это на себе как знамя. Как символ. Я противостоял штормам и трепетал от дуновенья.
– А что это мы всё по парадной стороне? Давай глянем изнанку…
Я стал подворотней, заплеванной и грязной, как множество других. Я обнажил проводку и выставил напоказ трубы. Я приютил незнакомцев. Ждал, пока они докурят, обвевая меня едким дымом. Дружил с котами. Прятал от дождя грустную девчонку. Был порталом из колодца в мир. Видел надписи на стенах и портреты писателей и певцов. Чувствовал плечами близость домов, простоявших века и пропахших человеческими страданиями, мечтами, любовью, цинизмом, верой в революции, надеждой на стабильность, гордостью за Державу и стыдом за нее же. Я сам пережил все эти ощущения, одно за другим. Я пел вместе с музыкантами и презирал никчемных зевак. Я почти полюбил этот город.
Почти.
– А теперь наше всё: Дворцовая площадь.
Я стал декоративной каретой и медленно ехал, влекомый лошадьми, по огромному пустому пространству. По одну сторону тянулся Дворец, по другую прямо на земле сидело множество людей. Я чувствовал себя как в театре. В театре.
– Ну как?
– Грандиозно!
Я вновь стал собой и сидел на пуфике.
– Понравилось? ― Пал Иванович взгромоздился на стол, положив ногу на ногу. Из-за стола доносилось подозрительное чавканье и запах эвкалипта.
– Очень. Спасибо! Я увидел всё изнутри.
– Ты хотел бы родиться в этом городе?
– Родиться? ― удивился я.
Я всегда хотел родиться в маленьком городке на берегу прозрачного озера, защищенного со всех сторон горами от суховея. Там, где дома не выше третьего этажа. Где водятся в песке ящерицы и весной зацветают лотосы. Где мужчины ведут правильную и понятную жизнь, а женщины просто красивы и нежны.
А еще я увидел, как все мои мысли транслируются в виде изображений на дальней стене и начальник с все возрастающим интересом разглядывает розовые цветы и восточных красавиц.
– Ну и что ты мне тут мо́зги паришь Санкт-Петербургом? ― наконец сказал он. ― Делать надо то, к чему зовет тебя кровь, понимаешь? Только в крови еще осталась память о чем-то настоящем. А это всё… ― он обвел руками пространство,― морок, блажь и пустая трата ресурсов.
– Но… Я никогда не думал…
– Вот! Теперь ты говоришь истинную правду. Всё, ― он взглянул на возникшие на руке часы, ― некогда мне с тобой. Сделаешь толковую презентацию ― возьму тебя на работу. А сейчас убирайся, еда в кафе, вода в ключах, голова на плечах.
И он ушел ― точнее, растворился.
Я не сразу переварил то, что он сказал мне. А когда все-таки справился, подумал, что неплохо бы обсудить это с кем-нибудь. Да хоть бы и с Леной.
― Привет! ― Видно ее не было, только слышно. Голос звонкий, детский ― с таким хотелось общаться с позиции
