Снаружи её встретил мороз.
В нагое тело впились тысячи игл, сердце ёкнуло от дикого холода. Капли пота и слёзы на лице тут же обратились в хрустящий лёд. Отбежав от избы на одном тёплом дыхании, Лиска поняла, что умирает. Она обернулась к дверям, на пороге остановился мучитель – обрюзгший пьяный мужик преградил ей дорогу в чадящее паром Тепло. Под дырявой рубахой сверкало грязное потное тело, замутнённые самогоном глаза блестели в омерзительной похоти. Вытерев губы, хозяин избы пророкотал:
– Сюда иди…
– Дядь-денька, не трогайте меня… – всхлипнула Лиска, обхватила себя за худощавые плечи. Холод мигом затвердил рубашку на её теле, глазам стало больно смотреть, а лёгким страшно вдохнуть мёртвый воздух.
– А ты что, сука мелкая, думала, я тебя буду греть всю зиму, кормить за зря? Сюда иди, на кровать ложись.
Позади него возникло бледное, равнодушное лицо женщины. Пустые глаза взглянули на девочку за плечом пьяного мужа. Лиска упала перед ней в снег, на колени:
– Матушка, пом-милуйте!
– Дверь закрой, ребёнка застудишь… – сказала хозяйка, отвернулась и пошла назад, к плачущему в избе младенцу.
Мужик сплюнул тягучей ниткой слюны на снег и медленно, словно наслаждаясь отчаяньем Лиски, закрыл перед ней дверь. Осталась только тишина и страшный холод. Девочка попыталась сделать новый вдох и тут же закашлялась. Мороз разрывал лёгкие изнутри, руки словно приросли к телу. Согнувшись на коленях, она из последних сил зарыдала:
– Бабушка, за что?! Зачем ты умерла! Почему со мной всё так плохо, так плохо?!
В груди стало невыносимо больно, холод не позволил оплакать даже своё ужасное горе. Мороз поглотил слова облачком пара и Лиска умолкла. Она так и осталась стоять на коленях, зная, что сейчас, очень скоро, ещё чуточку, секунду и она… умрёт.
Рядом захрустел снег и плечи Лиски обволокло живительным теплом – на неё накинули шубу и подхватили на руки с жёсткого наста.
– Держись! – пробормотал сквозь шарф чернявый мужчина. На бровях его сверкал иней – никто бы не вышел в такую лютую стужу, хоть рухни посреди улицы Небесный Корабль! Долгие Зимы несли только смерть!
Лиска узнала его, ведь боялась этого человека. Когда в деревне прознали, что девочка, двенадцати Зим, ищет Тепло, чернявый одинокий мужик настойчиво звал её к себе в избу. Но она испугалась, выбрала семью проще, с беременной женщиной и круглолицым хозяином дома. Сироте показалось, что там её примут как дочь, но жестоко ошиблась.
Мужчина быстро донес девочку до Тепла, вошёл в двери и посадил возле разогретой печи. Лиску трясло, ей было больно дышать даже горячим воздухом. Но когда она увидела, как незнакомец запирает дверь на тяжёлые крючья, сама душа внутри похолодела:
– Не трогайте меня! Не трогайте! – заплакала сирота, заслоняясь худыми руками. – Я ведь маленькая ещё! Я не хочу! Не хочу!
Она вцепилась в край волчьей шубы и больше не могла вымолвить ни единого слова. Мужчина молча подошёл к койке, сдвинул ножку и извлёк из-под половицы пластиковую коробочку. Он торопливо открыл её, доставая инжектор с серебряной ампулой.
Девочка была настолько слаба, что даже не почувствовала укола. Лекарство медленно растеклось по её жилам, заставляя грудь подниматься, а сердце биться быстрее. Внутри Лиски будто расправила крылья жар-птица. Тело не опалило, а лишь медленно согревало теплом. Сердце выровняло свой ход, обмороженную кожу перестала терзать колючая боль. Захотелось спать, перед глазами поплыли разноцветные пятна. Лиска даже не догадалась, что это лишь свет сальных свечей пробивается через оттаявшие на ресницах слёзы.
– Спасибо. Спаси вас Бог… любой, какому вы только молитесь… – прошептала она, погружаясь в мягкий, глубокий сон.
Мужчина тяжело вздохнул, обнял и поцеловал её в рыжую голову:
– Живи девочка. Длинная у нас с тобой будет дорога – может ты выдержишь, застанешь Долгое Лето, может быть нет. Скоро мы поедем с тобой далеко-далеко, в высокую Башню. Там живёт тот, кто позаботится о нас всех. Ради правды – только ради неё и стоит жить.
Последнее, что видела Лиска перед тем как уснуть, была татуировка под пальцами спасшего её человека.
*************
Весь парадный двор Монастыря заполнили люди. Старая латанная одежда из Тёплого Лета, меховые куртки, невзрачные домотканые рубахи, платья – всё слилось в одном месиве гомонящей толпы. Беженцы спешили к келейному корпусу, следуя громким приказаниям ратников. Мелкие монастырские чины в поте лица старались разместить хлынувший в Обитель народ. Колокол на звоннице не умолкал, но надсадный вой волков стих, и от этого становилось только страшнее.
Добравшись до гостиничного двора, Олег с трудом смог найти машину Арсения. Водитель давно завёл двигатель и терпение его клокотало на пределе – он был готов сорваться спасать жену и приёмную дочь, не дожидаясь скитальца, но толпа в арке надвратной церкви не дала ему сразу уехать. Выбраться из Монастыря сейчас оказалось сложнее, чем войти внутрь.
Открыв дверь машины, Олег сел на своё привычное пассажирское место.
– Что, отец, значит мы с тобой до конца? – нервно барабанил Арсений пальцами по «баранке».
– Ржаное ближе кургана, куда я направляюсь. Мы расстанемся раньше, чем дойдём до конца.
Наёмник отмолчался, взгляд Арсения тревожно шарил по толпе перед бампером. Не выдержав, он со злостью несколько раз ударил по клаксону. И без того испуганные люди шарахнулись прочь, но тут же зло закричали на машину, кто-то от всей души хлопнул рукой по капоту. Сигнал не рассеял толпу, а
