и к тому же люди сейчас обозлены.
Торня не любил Риглера, но уважал его за смелость и знания.
Болгар с большим трудом уговорил избитого старика уйти домой и решил проводить его. Они прошли через задние ворота.
— Вот видишь, — проговорил седой слесарь, — ни Сегеш, ни Барабаш не вступились за тебя. Они сразу попрятались, теперь их не скоро найдешь, пожалуй.
Старик взглянул на своего спутника.
— Слушай, Шандор, — решительно заговорил он, — если даже придется погибнуть, все равно я не стану оппортунистом. Но ты прав — я напрасно полагался на Барабаша и Сегеша. Они действительно бесхребетные люди. Но домой я не пойду. Отведи меня к Шугару и дай ему знать, что я у него.
Придя в себя от страха, люди снова повалили на собрание. В суматохе они не заметили исчезновения Риглера и Болгара. О том, что произошло, знали только стоявшие рядом с Риглером. Одни даже уверяли, будто старик выхватил пистолет и хотел пристрелить Торня. Другие уверяли, что Риглер ударил инженера Сабо.
— Его следовало прикончить!
— А я ему здорово смазал! — хвастался молодой подсобный рабочий.
— Да у него не было пистолета…
— Не болтай, — настаивал парень, — я сам вышиб пистолет у него из рук…
Случай с Риглером превращался в какую-то героическую легенду.
— Коллеги, продолжим собрание! — прекратил разгоревшийся спор Торня. — Заслушаем предложение молодежного революционного комитета. Харастош! — громко окликнул председатель рабочего совета. — Скажи Шандорфи и остальным, пусть войдут.
Харастош исчез за дверью.
Собравшиеся нетерпеливо ждали. Через несколько минут в зал вошли шесть членов «молодежного комитета». Шандорфи — с автоматом, остальные — с пистолетами. Они подошли к столу президиума. Торня постучал по стакану. В зале стихло. Барабаш и Сегеш с внутренним трепетом следили за происходящим.
— Венгры, друзья, коллеги! — начал свою речь Шандорфи. — Я говорю по поручению молодежного комитета. Я не собираюсь заниматься болтовней. Настало время действовать. Мы, сражающаяся с оружием в руках молодежь, требуем немедленно уволить за антинародное поведение, за службу деспотическому режиму Ракоши следующих рабочих завода.
— Давайте фамилии, — крикнул Харастош, — мы сами выведем их отсюда!
Молодой, невысокого роста начальник учетного отдела Густав Валес, усмехаясь, посматривал на людей. Его близорукие глаза часто моргали под стеклами очков. Что он член партии, знали немногие, так как на заводе Валес проработал всего полгода.
— Коллеги, друзья, — продолжал Шандорфи, — мотивировки, которые я буду приводить, основаны на фактах или информации и доказательствах, представленных коллегой Валесом. Валес, правда, был членом партии, но как честный, хороший венгр еще накануне революции проводил нелегальную деятельность, что я могу подтвердить…
— Много болтаешь, — воскликнул Харастош, — скоро стемнеет!
Чувствовалось, что он не совсем трезв.
— Немедленному увольнению подлежат следующие лица: Алайош Табори, секретарь партийного комитета… ракошист…
— Я уже прогнал его домой! — с громким хохотом перебил Харастош.
— Бела Ваш, член партийного комитета. Он вместе с авошами с оружием выступал против народа. Роберт Шугар, также член парткома… Шандор Болгар, активный коммунист, доносчик… Ласло Вейл, начальник, отдела кадров… Эдит Пожони, сотрудница отдела кадров… Виктор Ланг, референт отдела кадров… Йожефне Гати, сотрудница отдела кадров. Все за антинародное поведение. А Гати еще и за то, что муж учится в Советском Союзе в военной академии. Тибор Домани, начальник отдела нормирования. Этого за «упорядочение» норм… Аладар Фишер, Петер Ипой, Тибор Карпати, Эрнё Каршаи, Шандор Малан, Геза Пап, Миклош Абел — нормировщики… Думаю, здесь объяснять не надо… — с кривой ухмылкой сказал Шандорфи. — Главный конструктор Аттила Ацел, инженер, член партии, ничего не смыслит в работе — за бесчеловечное отношение, за доносы…
— Он был шпионом отдела кадров, — подсказал Густав Валес.
— Юрисконсульт завода доктор Тивадар Хрубош…
— Эксплуататор, — пояснил Валес. — Мы еще достанем вещественные доказательства.
Волнение в душе Барабаша несколько улеглось: «Как видно, меня оставили, — думал он. — В крайнем случае немного поругают. Только бы не выгоняли. Это сейчас главное…» Подобные мысли проносились и в голове у Сегеша: «Что я буду делать, если меня выгонят?.. Это ужасно. Никогда больше не буду заниматься политикой, только бы выйти сухим из воды! Какая мне была польза от того, что я занимался политикой? Разве что платил членские взносы и на эту сумму уменьшал свой заработок. Главари удрали, а я остался… Теперь расхлебывай за них…» Вдруг он навострил ухо. «Что?.. Неужели я не ошибся! Чьи это фамилии?!»
— …И, наконец, Миклош Барабаш и Мартон Сегеш. Обоих за то, что незаконно, будучи в коммунистической вооруженной охране, взяли под стражу многих борцов за свободу, которые повесили на грудь национальную эмблему. Молодежный комитет рекомендует передать этих двух лиц, а также Белу Риглера, Роберта Шугара и Белу Ваша в распоряжение оперативной комиссии национальной гвардии.
В глазах у Сегеша пошли круги. «Уж не собираются ли меня арестовать? Здесь какое-то недоразумение!..» Он встал. Лицо у него побелело, он с трудом дышал.
— Коллеги… — заикаясь, пролепетал он. — Я… я… здесь произошла какая-то ошибка… Выслушайте меня, прошу вас… У меня… у меня двое детей… — У него был такой страдальческий вид, что некоторые сжалились над ним.
— Пусть себе удирает, мы не такие, как он…
— Мы не должны никого преследовать, — заговорил длинноусый токарь, — он неплохой человек…
— Как вы производили аресты? — спросил Торня. — Расскажите, коллега Сегеш.
— Барабаш может подтвердить… и он там был… Мы вдвоем возражали… Но Риглер требовал. Он даже звонил Беле Вашу в министерство внутренних дел, просил указаний… потому что Бела Ваш воевал на стороне авошей…
— Вот видите, я же говорил! — торжествующе воскликнул Валес.
— Да, товарищ Валес… то есть коллега… вы правильно говорите, но спросите Барабаша… Вчера именно мы с ним выгнали этого убийцу с завода… Вы еще не знаете, что мы хотели выгнать инженера Фелмери и Роберта Шугара… и еще шестерых коммунистов, которые… которые шли против народа… Правильно я говорю, Барабаш? Скажи и ты… Но Риглер и Табори не позволили.
— Правильно, так и было, — подтвердил Барабаш. — Эти факты легко проверить. Спросите тех, кто стоял тогда в охране.
— Ну вот, видите, това… коллеги, мы здесь служили делу революции, — приободрился Сегеш. Он видел, что настроение начинает меняться. «Только бы не упустить момент, и все еще может обернуться к лучшему», — думал он.
— Да, сейчас легко судить, — продолжал Сегеш, — но мы с Барабашем в самое тяжелое время здесь, в логове ракошистов, последовательно проводили свою линию. Барабаш не хотел идти учиться в партшколу, но я уговорил его, потому что в партии как член руководства он с большим успехом смог бы бороться за народ… Вы думаете, что меня, офицера, случайно выгнали из армии? Не случайно, а за то, что я не хотел выполнять
