ни одну женщину, кроме своей жены.
– Ну, что стоишь, герой? Поплыли!
Плавала она по-мужски, широкими движениями рук разрезая воду, неожиданно мощно и быстро. Переплыли озеро, вышли на пустой заросший берег. Она сняла с головы заколку, рассыпала по плечам свои прекрасные волосы. Я подошёл, обнял её, хотел поцеловать и получил в грудь очень сильный и очень больной толчок.
– Больше так не делай, Влад. Я не буду сердиться на тебя сегодня, я знаю, что мужчине как-то нужно понять – да или нет. Так же, как знаю то, что тебе все говорят «да». Так вот – нет. Ты меня совершенно не интересуешь. Плывём обратно. Холодно.
Она говорила правду, я совершенно её не интересовал! Я к такому не привык, но случись это с любой другой женщиной, я просто пожал бы плечами и пошёл своей дорогой. Вот только Эсфирь для меня уже не была любой другой женщиной. Однажды я услышал, краем уха, как мой сосед, Андрей Вальтер, говорит моему бывшему другу, Паше Максимову, о своей жене: «Я всю жизнь к ней шёл». Теперь я понял, о чём он говорил. Я всю жизнь шёл к Эсфири. С того дня я ни о чём другом думать не мог, кроме как понравиться ей, добиться, завоевать. А ничего этого я не умел и давно брал то, что хотел, без боя. Целый год я осаждал эту крепость, следил, подкарауливал, встречал после работы возле школы. Стал ездить в город на электричке, только чтоб полчаса посидеть с ней рядом на жёсткой скамейке вагона. Столько любовных признаний, сколько я ей наговорил, не найти, наверное, ни в одном бульварном романе в мягкой обложке! Наконец, она стала оттаивать, сдаваться, поверила, что здесь не только и не столько желание, но много больше. Но и хотел я её тоже отчаянно. Я порвал со всеми своими любовницами, у меня не было секса несколько месяцев, я был уже на грани срыва!
Фира была самой честной и бескомпромиссной женщиной из всех, что я встречал. Она говорила то, что думает и называла вещи своими именами. Это она по-настоящему открыла для меня постель и женское тело. И ещё то, что я, оказывается, не лучший любовник.
– Я люблю тебя уж конечно не за эти твои дёрганья у меня между ног.
– Ах, вот как?! До тебя никто не жаловался!
– Не жаловались, потому, что ты бог Владик, сошедший с Олимпа. От одного твоего взгляда коленки дрожат, тебе ничего и делать-то не нужно, чтоб женщину до оргазма довести.
– Опять лицо?! Да я ненавижу эту приторную рожу!
– Не говори так! Ведь это Божий дар. Это как талант. И каждая хочет прикоснуться, прижаться, отдаться… родить от тебя.
– А ты хочешь родить от меня, Береника?
Она нахмурилась:
– Хочу. Но я должна тебя сразу предупредить, что, похоже, я бесплодна. Врачи не говорят ни да, ни нет… Я вышла за Ивана без любви, как это делают тысячи женщин – возраст уже подпирал и хотелось просто быть замужем, быть матерью, но у меня, как ты понимаешь, и до Стрепетова были мужики, и я ни разу не забеременела.
– Если диагноз не поставлен, то надежда остаётся!
– Почему у вас со Снежаной нет детей?
Я рассказал ей всё, от начала и до конца, и про гибель Юли Максимовой тоже. И потом говорил ей обо всём без утайки. Она одна знала всю правду о творившемся в деревне.
Снежана очень скоро поняла, что с Эсфирью у меня всё серьёзно. Поняла и забеспокоилась.
– Как же так, Владик? А твои обещания, а слова любви? Одумайся, любимый! Посмотри на неё! Ведь она изменяет своему мужу, значит и тебе изменит, дай только срок!
– Снежа! Я умоляю, отпусти меня… Я люблю её. Ты молодая, ты можешь тоже выйти замуж…
– Нет и нет! Я не стану без тебя жить! Вспомни, Владик, как нам было хорошо, как мы любили друг друга! Ты клялся, что мы будем вместе! Говорил, что никогда меня не бросишь! Я знаю, если б у нас были свои детки, то всё было бы по-другому, но ведь мы не можем…
Денно и нощно она изводила и изводила меня этими разговорами, упрёками, своей любовью, и не было этому конца! Я дважды собирал свои вещи, она не пускала, плакала, стыдила, пила горстями какие-то таблетки, в петлю лезла… Я погибал, но оставался.
А потом всё закрутилось, как в калейдоскопе.
Умер Владимир Бонье и оставил мне всё своё состояние – конверт с копией завещания лежал в его прикроватной тумбочке. Марина Шуйская, в случае его смерти, должна была мне этот конверт конфиденциально, без огласки, передать, за что получала от адвоката Бонье оговоренную заранее сумму. Она пришла ко мне, едва дождавшись, чтоб увезли тело. Я почувствовал неладное. Перед тем как ехать в город на работу я поднялся в комнату к жене.
– Это твоих рук дело?
Снежана покраснела:
– Что ты родной… Зачем мне это? Как я могла знать, что он всё тебе оставит?
– Рано утром ты куда-то ходила…
– Утром, Владик. Он ведь умер ночью, разве нет? Ты же встретил меня час назад, я просто вышла погулять, голова болит третий день…
– У него вчера была женщина, так Марина говорит.
– Владюша, ведь всему посёлку известно, с какими женщинами он якшался! Господи, прости! Как ты мог подумать, что я туда хожу?
Она заглянула мне в глаза, обняла, зашептала:
– Он разрушил наше счастье, но деньги твои по праву! Теперь ты сможешь не работать, быть со мной, уехать, усыновить ребёночка…
Меня замутило от этих слов и планов, а она смотрела на меня такими ясными, доверчивыми глазами!
– Снежа… Ты ведь знаешь, что никакого ребёночка нам не дадут с твоим диагнозом. Ты дважды лежала в лечебнице, это приговор. Я тебе уже говорил, что такое возможно, только если осиротеет кто-то из близких родственников.
Она улыбнулась:
– Да. Я помню. Ты говорил.
В тот же вечер я узнал, что умерла Таня, жена Ильи, работящая, весёлая и открытая женщина, обожающая своих дочерей. Я ещё сомневался, я не мог поверить в ужас, который творит моя жена.
Брат Бонье сам повесился, без посторонней помощи, в этом я был уверен. Он так и не узнал, кому именно Владимир Бонье оставил всё своё добро – такова была воля француза. Игорь Иванович всё сам решил и сам исполнил, поняв, что оказался на улице, без денег, работы, семьи и опоры. И выбрал, как и всегда выбирал в своей жизни, самый лёгкий
