Книга София. В поисках мудрости и любви - Дэ Нирвакин

— Ты не забыл, о чем говорил сфинкс? Поднимаясь на эту гору, мы должны больше пить воды, иначе у нас разовьется отек легких, и мы с тобой задохнемся, не достигнув вершины.

Он передал бутыль Джанапутре.

— Так любовь — причина времени? — спросил он, утолив жажду чаем Самадханы.

— Причина-следствие всего, и времени, конечно, тоже, — согласился с ним Пурусинх. — Притяжение и разрушение тел, духовная близость, даже слова и мысли в твоей голове притягиваются друг к другу силой этой любви. Если бы безмерная любовь проявила себя в полной мере, джива-саттвы и вся материальная вселенная были бы уничтожены. Бесконечная Кала вечности сжалась бы в одну бинду-точку мгновения. Вот почему каждая самость наделяется своим временем — не для того, чтобы существа страдали от саморазрушений, а чтобы могла существовать любовь вечная.

Не будь конечных чисел, называемых шеши-санкхья, не было бы и чисел санкхья-ананта, которые никто не в состоянии записать до конца. Но помни, Джанапутра, каждое шеши-число представимо числом-ананта, ибо каждая живая сущность жива лишь потому, что в ней живет вечность любви.

— Значит, и любые числа-ананта тоже можно представить конечными шеши-числами? — прикинул в уме Джанапутра.

— Нарисованный на листе круг, не имеющий начала и конца, при повороте листа выглядит конечным отрезком. Конечный отрезок из другой перпендикулярно лежащей плоскости будет выглядеть как бинду-точка. Что для плоской тени кажется вечностью, для астральной сущности может пролететь как одно мгновение, но выполнение таких кармо-действий всегда требует перехода к иной размерности сознания. Если размерность сознания остается прежней, то плоская тень начинает думать, будто она сама уже достигла «конца бесконечности», и это, несомненно, вводит ее в заблуждение. Именно так бесконечноголовый Сатананта обманывает джива-саттвы, внушая им ложные мысли и действия, например, подталкивая к страшным жертвам во имя любви.

— И поэтому можно сказать «ты есть Тот», но говоря обратное «Тот и есть ты», можно прийти к ложному пониманию сути? — вспомнил Джанапутра слова Пурусинха.

— Ты начинаешь понимать, — многозначительно взглянул на него Пурусинх.

Они проходили по ледяному полю, состоявшему из высоких бугров и скользких ложбин, куда стекали ручейки расплавленной воды. Больше всего эта картина напоминала гигантский лабиринт, созданный для того, чтобы сбить с толку, запутать каждого, кто посмеет в него войти. Блестящие ледяные наросты петляли, словно извилины фантастического головного мозга, из которого хотелось побыстрее выбраться, но Джанапутра то и дело куда-то скатывался, хватался за прочную веревку, обмотанную вокруг тела Пурусинха, и снова карабкался вверх. Так они миновали испещренное льдами предгорье Сахасра-ширы и вышли к громадным Ее склонам.

Глядя с этих склонов вниз, можно было подумать, что они уже взобрались на самую высокую вершину подлунного мира. Под ними развертывался поистине сверхъестественный, неизъяснимый пейзаж. Тысячи горных вершин уже лежали пред ними, сверкая миллионами хрустальных граней. Дхумрово-серый туман поднимался из ущелий и устремлялся вверх, подобно водопадам, текущим в обратную сторону. Всюду творилось нечто невероятное — с пространством начинали происходить немыслимые метаморфозы! Границы дольнего мира как бы скруглялись, они искривлялись, как искривляется изображение под выпуклой линзой, и вытягивались к горизонту, но горизонт этот находился где-то у тебя под ногами.

— Да-а, захватывающее зрелище! — подбадривая Джанапутру, восхищенно произнес старец.

— Не думал, что аджана-лока может выглядеть вот так… — отозвался Джанапутра. — А ведь мы еще не приступали к восхождению!

— Там мы находились еще на земле — здесь мы уже на небесах, а дальше будет еще сложнее…

Сделав небольшой привал, чтобы насладиться созерцанием неповторимых хребтов и скал, выступавших из снега, они продолжили свой путь, который лежал еще выше, на сверхобычную вершину Сахасра-ширы.

— Знаешь, что самое трудное и самое страшное? — решил поделиться своими чувствами Джанапутра. — Самое страшное — это когда ты начинаешь осознавать, что твоя любовь никому не нужна… Она не нужна Падмавати! Тысячи лун прожила она без меня и будет жить дальше. Для этого совершенно не нужен я, понимаешь, Пурусинх? Ни подлунный мир, ни сварги вселенной не перестали бы существовать, если бы не было моей любви к Падмавати.

— В этом и состоял смысл ее похищения, — объяснил Пурусинх. — Именно так Сатананта внушает мысль о бессмысленности любви. Он ненавидит любовь во всех ее проявлениях, кроме себялюбия, но больше всего он ненавидит любовь вечную — любовь Бхагавана к той запредельной Истине, которая утоляет всякую жажду и голод, даже голод времени. Какой бы ни была любовь — взаимной, безответной, возвышенной, безвозвратно потерянной, недостижимой — в ней всегда присутствует высший смысл. Ибо только любовь имеет смысл, лишь она наделяет смыслом существование самой Вселенной и жизни всех джива-саттв, даже если причиняет душевные муки и страдания.

— Стало быть, без этих страданий не было бы и моей любви к Падмавати? Что ж, Пурусинх, теперь мне все стало ясно.

— В умозаключениях, подобных этому, важно понимать тонкие различия, Джанапутра. Если существа страдают от любви, это еще не означает, что страдание необходимо для существования любви. Ведь и жажда внутри существ возникает потому, что они живут, а не потому, что существует вода. Прежде чем говорить о связи любви и страданий, следует понимать, что ненависть тоже не возникает без страданий. Вот почему Сатананта использует ту же самую возможность страданий для достижения совершенно иных целей. Об этом тонком различении есть одна притча. Прошу тебя, выслушай ее, царь Джанапутра.

Однажды явился к царю мудрец, который сказал: «Великий царь, вода наделяет всех жизнью, а царству несет благосостояние. Ты поступишь мудро, если сделаешь так, чтобы все реки земли потекли только в твое царство». Послушав того мудреца, царь приказал выкопать каналы, чтобы вода со всех рек потекла в его земли. Он захотел присвоить себе всю воду, но когда каналы были открыты, и вода потекла по ним, русла рек быстро обмелели и высохли. Вспыхнули бесконечные войны. Горе охватило все царства, многие существа погибли, а земли того царя обратились в пустыню. Все утоляли жажду и могли жить, пока та же самая жажда не обернулась для всех бедою.

— Ты думаешь, помыслами того мудреца управлял Сатананта?

— Может он, а может, нет. Чтобы воздействовать на души существ, даймоны используют разные имена, зачастую имена богов. Ведь даймоны применяют тот же самый закон, позволяющий перемещаться космической энергии Шакти: «Ничто не возникает для ничего, и ничто не существует без чего бы то ни было». Но не ради любви к Истине применяют они его, а для распространения ненависти и лжи, благодаря которым существуют.

— Так для чего нужны имена богов? — по-прежнему недоумевал царь Джанапутра. — К чему все эти верования, имена