Книга София. В поисках мудрости и любви - Дэ Нирвакин

— Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся Пурусинх. — Ты прав, Джанапутра! Это будет великая сиддхическая битва! А ты когда-нибудь принимал участие в битвах?

В ответ Джанапутра лишь потупил взор. Он никогда не воевал, не убивал, не знал военных хитростей. Ему никогда не приходилось отправлять воинов в битву, осознавая, что не все из них смогут вернуться. Всякая война казалась ему ужасной, а про сиддхические войны он и слыхом ничего не слыхивал.

— Для победы в сиддхической войне вам потребуется благословление. Однако я не могу его дать, я не могу вам дать ничего, что бы помогло победить воинство Сатананты… Благословление в сиддхической битве способна дать лишь духовная вершина мира, Сахасра-шира! — крылатый барс приподнял голову, разглядывая за окном самую высокую из всех гор. — Если вы хотите победить, вы должны совершить духовное восхождение к Ней.

— Отлично! Так чего мы ждем? Пурусинх, мы ведь сможем туда подняться!

Джанапутра был настроен очень решительно, ему уже не терпелось покинуть ашрам Самадханы.

— Нельзя вот так взять и взобраться на эту гору, — попытался его вразумить сфинкс. — Вершина эта сверхобычна, никто не достигал ее, а если достигал, то не возвращался. Неизвестно ни одного случая, чтобы кто-то оттуда вернулся. Но силы неравны! Никому не выстоять в грядущей войне без благословления Сахасра-ширы.

— Нам потребуется снаряжение и одежда, Самадхана, — задумавшись, произнес седовласый старец. — Мы совершим восхождение на Сахасра-ширу, даже если оттуда невозможно вернуться.

— Пурусинх, а как же твои способности сиддхи? — намекнул ему Джанапутра. — Мы бы могли их использовать, чтобы подняться на эту гору.

— Духовная вершина — и есть источник сиддхических способностей. Нельзя использовать воду, чтобы плыть по воде, — Пурусинх подвигал рукой, разбалтывая горячий чай в своей чашке.

— Но ты же сам говорил, что между силами сиддхи и силами живой природы не существует и крупицы различий, что различия существуют только в умах, которые думают об этих силах!

— Вот именно, — кивнул старец, слегка улыбнувшись под седой бородой. — Нельзя использовать воду, чтобы плыть по воде, но самый обычный лед плывет по воде, если он для этого достаточно крепок. Если никто никогда не достигал сверхобычной вершины, то откуда стало известно, что там можно обресть благословление сиддхов? А теперь отдохни, Джанапутра, тебе сейчас нужен отдых.

Они провели в ашраме сфинкса-отшельника столько времени, что во всем безлюдном мире должна была наступить глухая ночь. И все же солнце продолжало по-прежнему светить в Шикхирском ущелье, когда царь Джанапутра и Пурусинх, одетые в теплые шкуры и меха, ступили на шаткий перекидной мост над скалистой бездной.

— Прощай, сфинкс Самадхана, — поклонился старец крылатому барсу, — не знаю, увидимся ли еще.

— Кто знает, может, увидимся, — ответил сфинкс. — Но это будет уже совсем другое время, ты ведь знаешь.

— Да, совсем другое время… Береги зеркала, Самадхана, но не жди нас обратно!

Царь Джанапутра и седовласый Пурусинх в облике старца, хватаясь за канаты, стали переходить по мосту.

— И все же я буду ждать, слышишь, я буду ждать тебя, человек! — напутствовал сфинкс Джанапутру.

Не оборачиваясь назад, Пурусинх поднял руку. Ветер то поднимал, то раскачивал из стороны в сторону перекидной мост над ущельем. Под ним, насколько хватало глаз, виднелась каменная стена, припорошенная кое-где снегом. Она казалась бесконечной.

На самом краю этой бесконечной пропасти стояло последнее пристанище сфинкса, но еще более бесконечной казалась белоснежная высь Сахасра-ширы, нависавшая над всем подлунным миром. По тонкой ниточке, соединявшей и навсегда разъединявшей путников с аджана-локой, переходили две крохотных точки, они почти скрылись, затерялись в потоках тумана, полностью исчезли из вида, а сфинкс все так же продолжал глядеть на них.

— Пурусинх, я постоянно думаю о Падмавати, — через какое-то время сказал Джанапутра, тяжело дыша в разряженном воздухе. — Не могу ни о чем думать, кроме нее. Мне кажется, еще немного — и я сойду с ума.

— Нет, Джанапутра, пары дней еще недостаточно, чтобы по-настоящему сойти с ума от любви, — отозвался Пурусинх, осторожными шагами передвигаясь по хрустящему снежному насту. — Такое состояние может длиться годами, и чем дольше оно длится, тем больше убеждаешься в том, что на самом деле безумны те, кто думает о чем-то другом, кроме любви.

— Прости, но что может знать старик, вроде тебя, о любви? Твое сердце давно бы разорвалось от чувств, которые я испытываю! Оно бы не выдержало моих безумных страданий.

— Каждый хочет любить, не испытывая страданий. Ведь и всякое существо ищет избавления от чувства жажды и голода, чтобы жить, а не для того, чтобы снова и снова их испытывать. Но можешь ли ты вообразить себе, царь Джанапутра, такое ненасытное существо, которое могло бы только питаться, не зная чувства меры? Только питаясь и увеличиваясь в размерах, оно бы съело всех других существ, оно бы выпило океан, стало бы питаться землей и добралось бы до солнца, а затем оно бы проглотило все сварги вселенной. Однажды оно разрослось бы до таких размеров, что стало бы питаться пространством, не замечая, что вместе с ним оно начинает поглощать самое себя. Его алчность привела бы в конце концов к тому, что оно разорвало бы и съело само себя полностью.

— Ты говоришь о времени?

— Да, Джанапутра, я говорю о времени, о вечной любви, о страданиях, обо всем, что нас окружает.

— Мы страдаем, потому что испытываем безмерное чувство любви? — поразился Джанапутра своему же вопросу. — И умираем, чтобы умерить это чувство?

— Нельзя умерить любовь, ведь все, что ты видишь вокруг, — старик остановился и обвел рукой небо и горы. — Все это было создано благодаря любви и ради любви. Но и страдания этого мира тоже нельзя умерить. Если кто-нибудь скажет, что навсегда избавит тебя от всех видов страданий умерщвлением плоти или прекращением мысли, знай, что это обманщик. Все, что останется после тебя, будет страдать, Джанапутра… страдать, чтобы любить.

— Получается, что навсегда освободиться от страданий невозможно?

— Возможно лишь временное прекращение страданий, хотя это понятие весьма растяжимо. Ты можешь съесть нечто очень питательное, что надолго тебя насытит, приучить себя к ограничениям в еде, от которых со стороны будет казаться, что ты ничем не питаешься и не пьешь воду, не испытывая ни жажды, ни голода. Но в каждом из нас живет такое существо, которое съедает само себя. Поэтому время жизни временно, и каждый год кажется джива-саттвам короче предыдущего. Поистине только сверхсущая пища, ставшая насущной, способна насытить так, что существо времени внутри джива-саттв перестанет питаться самим собой.

Пурусинх открыл