это ясновидящая и не мужчина вовсе?
— Не знаю, кто он. Никто от него назад не возвращался, — ответил он.
— А куда же они пропадают? — оторвавшись от его плеча и чуть-чуть зевая, спросила она.
— Не знаю, — ответил он.
— Ты что-то должен знать, ты, наверное, умный. Почему не знаешь? — она совсем проснулась и стала снова активной. — Отец говорил, что те, кто был у Гуру, становятся умными. Их распределяют в новых землях для освоения. Ты хочешь в новые земли?
— Поживем, увидим, — ответил он.
— У нас думали, что Гуру — женщина. Даже наших дур дразнили стишками. Могу прочесть, — предложила она.
Он молча откинулся на подголовник. Она продекламировала:
С виду вроде и стройна,
И красива, и умна.
Хочет быть, конечно Гуру,
Но на самом деле дура.
— Тебе понравился этот прикол? — спросила она.
— Эпиграмма неплохая, — ответил он, — но очень злая.
— Отец мне то же самое говорил. Он у меня умный пенсионер, меня любит. А воспитывала меня нянька — страшная дура, но услужливая.
Она на несколько секунд замолкла и затем неожиданно изрекла:
— Я спрошу у Гуру: «Что такое любовь?» Все говорят, что знают, а объяснить не могут. Ты можешь объяснить, что такое любовь?
— Нет, не могу, — ответил он.
— Какой-то ты угрюмый. Слова из тебя не вытянешь.
— Я задумчивый, — ответил он, — меня так воспитали Лу и Эля.
— Зови меня Венса, я не хочу быть Лу, — сказала она. — А как я должна звать тебя?
— Лучу, — ответил он.
— Лучу, — повторила она. — А что означает Лучу?
— Это значит, что отца моего звали Чу, — ответил он.
Она о чем-то надолго задумалась. Вагон просыпался. Кое-где послышались разговоры. Где-то сзади раздался приглушенный смех. Кто-то прокричал:
Мальчик-пай домой пришел,
Никого там не нашел.
Пионэры всех забрали
И куда-то умотали.
— А у меня маму звали Веня, а папу Александр, вот и получилась Венса. А как ты думаешь, эти пионэры нормальные или… — она задумалась, подбирая нужное слово и медленно по слогам произнесла, — клоники. Отец говорил, что они новый вид и что бояться их не стоит. Если что-то получится не очень, то их уберут.
— Их убрать будет сложно, — ответил он. — С ними бороться придется. Но кто это будет делать?
— Бороться, — повторила она. — Зачем? Они тебе мешают?
— Они нам не нужны, — ответил он.
— Кому это нам?
— Всем нам. И тебе и мне. И всем, кто к Гуру стремится.
— Они, эти пионэры, мне тоже не нравятся. Дурь от них какая-то идет. Готов. Всегда готов, — она попыталась передразнить дежурных, периодически шнырявших по вагону. — Но без них нам к Гуру не попасть. Гуру ведь с ними.
— Гуру ни с кем. Он один — учитель. Если он существует на самом деле, это надо еще проверить, то он один, — он поставил ее на пол и, чтобы размяться, поднялся. — Посиди, пока я пройдусь, — и осторожно, чтобы никого не задеть, двинулся по проходу.
Она села в кресло и приготовилась ждать его возвращения.
— Красивый парень, — подумала она, — и похоже, не балаболка. Интересно, понравилась я ему или нет?
По вагону объявили, что через тридцать минут будет станция и всем необходимо будет покинуть вагоны. Оставшиеся в вагонах до Гуру допущены не будут.
Молодежь с шумом встретила эту новость. Послышались крики: «Даешь Гуру!» Несколько голосов нестройным хором прокричали:
Пионэр! Ты не зевай,
Гуру нам скорей давай.
Мы без Гуру пропадем
И дороги не найдем.
Неожиданно перед ней нарисовался лощеный экземпляр с маслянистыми глазками и зализанной назад прической.
— Мадмуазель, мастер на все руки рад приветствовать вас в летящем навстречу судьбе пумпеле. Предлагаю огненную любовь. Хотите пережить незабываемые минуты счастья?
Она несколько опешила от неожиданности предложения и эдакой наглости молодого хлыща и с минуту не могла сообразить, как ей ответить.
— Мадемуазель, я вижу ваши сомнения. Решайтесь. Сомнения в пользу предложения, — хлыщ стоял весьма близко, нависая своей изящной фигурой над ее креслом.
Она попыталась оглянуться вокруг, найти хотя бы какую-либо поддержку, но сидящие рядом равнодушно не обращали на нее и хлыща никакого внимания.
— Где этот Лучу? — промелькнуло у нее в голове. — Удрал не вовремя, — с обидой и злостью прошептала она.
— Мадемуазель, я вижу, вы неопытны. Я научу вас. Поверьте, вы будете довольны, — наседал хлыщ.
Она, наконец-то, с шипением выдавила из себя:
— Отвали.
— Фу, как грубо, мадмуазель. Вы не правы. Грубость вам совсем не идет. Такая тонкая, изящная девушка с аристократическими чертами лица не должна так говорить, — хлыщ не отставал. — Вы не представляете, чего вы лишаете себя. Счастье — это так эфемерно, случайно, неуловимо. Вот-вот, кажется, оно рядом, где-то близко, уже чувствуется его аромат, и вдруг через мгновение опять серость, обыденность, скучность смертная, и нет конца и края этой повседневности. А у вас красивые волосы. Вам великолепно идет эта милая прическа. У вас, наверное, море поклонников, — он обволакивал ее своим лепетанием, не давая вставить хотя бы слово. — Я понимаю, что я, ваш покорный слуга, могу затеряться среди ваших обожателей. Что ж, это судьба. Это рок. Некоторые думают, что в мастере мало души, нет, я бы сказал, сочувствия, сострадания, что он жесток и механистичен. «Нет и нет» — отвечаю я им. Одиночество делает меня иногда таким грустным и несчастным, что приходится скрывать свою боль и разочарование. Вы видите перед собой несчастного человека, который для себя никак не может создать хотя бы мгновение радости. Все только для других. Вы, наверное, хотите спросить у Гуру, что такое любовь? Я угадал?
Она очнулась и вздрогнула от этого вопроса в непрекращающемся потоке слов.
— Я могу вам, милая девушка, объяснить, что такое любовь. Любовь это…
Лучу стоял сзади и внимательно наблюдал за происходящим.
— … любовь это как прикосновение, легкое незаметное. Вот как сейчас, — хлыщ дотронулся рукой до ее волос.
Она резко дернулась и отстранилась от хлыща.
— Что вы, дорогая? Это же не страшно. Я только хотел прикоснуться, погладить ваши превосходные волосы.
Лучу, обхватив его сзади, приподнял и поставил в проход на пятачок между сидящими.
— О…о…! — вскрикнул хлыщ от внезапности своего перемещения в пространстве и, увидев Лучу, добавил:
— О! Мачо! Прошу пардон.
— Все в порядке? — повернувшись к ней, спросил Лучу.
— Да, все нормально, — вставая, чтобы уступить ему место, ответила она.
Пумпель замедлил ход. По обеим сторонам эстакады замелькали строения, указывающие на то, что где-то впереди
