легче и спокойнее. Кроме того, Анна находилась в графском доме на особом положении. С одной стороны – титулованная дворянка, с другой – нищая вдова. Она не могла себе позволить дружить с прислугой, но и графские гости воспринимали ее скорее как прислугу, нежели как ровню. Думаю, что у нее не было ни одного близкого человека, с кем можно поговорить на равных. А это всегда тяжело. Так что, когда Анна успокоилась и перестала ожидать от меня завуалированных гадостей, она довольно легко заговорила о графе.
-- …а он совершенно удивительный! Может, со стороны и выглядит грозным, а только я добрее человека не встречала. И госпожа Жанна, покойница, - она перекрестилась и прошептала коротенькую молитву, – она ведь всегда ко мне добра была. Иоган ведь граф! А никогда передо мной нос не задирал и богатством не кичился. Всегда со всем почтением. И графиня, светлая ей память, такая же точно была. Как же мне ее не хватает…
В целом вечер хоть и начался несколько напряженно, но закончился достаточно мирно. Даже Рольф, которого в первое мгновение явно удивило присутствие за столом гувернантки, вернулся после беседы с бароном гораздо более спокойным.
Разумеется, мы обсуждали это еще и в спальне, с глазу на глаз:
-- …и заметь, дорогой, граф не стал таить от нас свои отношения с баронессой. В общем то, Рольф, это – знак доверия.
-- Да я же не против, солнце мое. Просто им придется не слишком легко. Пока Ангела его законная жена… А если они не уберегутся и появится ребенок?
-- Давай не будем придумывать проблемы, которых пока еще нет. Но должно же Иогану повезти в этой жизни! Кроме того, то, что Анна рядом с ним — только благо для детей. Я знаю, что Ангела последнее время даже не каждую неделю появлялась в детской. А сейчас, когда госпожа Жанна умерла, детям и так придется несладко. У графа полно дел, и он не сможет сидеть рядом с ними с утра до вечера. Анна же их искреннее любит. Она им, считай, родную мать заменила. Поэтому я скажу так: дай им Бог счастья!
***
На следующий день служанка принесла мне записку от Ангелы, где графиня просила навестить ее. Просила весьма вежливо. Сама я решить это вопрос не могла и потому обратилась к Иогану, просто протянув записку ему.
Граф прочитал, недовольно поморщился и ответил:
-- Если таково будет ваше желание, господа Ольга, то я даю вам разрешение навестить сестру.
Немного поколебавшись, я все же решила не отказывать Ангеле. Иоган лично отвел меня к покоям своей жены. И я увидела, что вход охраняют солдаты. А сама дверь закрыта снаружи на ключ. Ключ висел тут же на стене, и граф, отпирая дверь, пояснил мне:
-- Это чтобы можно было впускать и выпускать служанок.
Я оглядела новые комнаты, в которых было обустроено жилье графини Паткуль, и подумала, что графу невозможно предъявить какие-либо претензии. Комнаты были обставлены так же роскошно, как и ее прежние супружеские апартаменты. Только в этой части дворца на окнах были элегантные кованые решетки, и двери комнат выходили не в коридор, а в следующее помещение. Под жилье своей законной супруге Иоган отвел шесть комнат, расположенных анфиладой.
В этот раз сестра встретила меня гораздо более любезно, чем обычно. Никаких надменных рож в мою сторону не корчила, баронессой Нордман не величала. Напротив, всячески подчеркивала наше с ней родство.
-- Оленька, ты должна уговорить Иогана простить меня! В конце концов, мы муж и жена! Ну, повздорили! Признаю, я была не права. И готова попросить у мужа прощения. ..
Анжела сидела в обитом шелком кресле у небольшого резного столика, накрытого к чаю. Тонкий фарфоровый сервиз, начищенное серебро и белоснежные салфетки. А также трехъярусная ваза с пирожными, уваренными в меду орехами и ароматнейшей выпечкой. За стулом графини терпеливо стояла горничная, стараясь предугадать каждое желание своей госпожи.
Я молча пила чай, уже понимая, что никаких слов раскаяния так и не услышу. А она продолжала разглагольствовать:
-- Ты пойми, то, что он держит меня взаперти, может плохо сказаться на репутации моих детей.
Лучше бы она не вспоминала детей!.. Я всегда была достаточно спокойным и рассудительным человеком… Но сейчас еле сдерживалась от того, чтобы не запустить чашкой ей в лицо! Это была какая-то космическая наглость в смеси с эгоизмом.
-- Ангела, давай поговорим с глазу на глаз.
Сестра, кажется, немного удивилась, тем не менее, скомандовала горничной, и та ушла.
-- Что, Иоган разговаривал с тобой? Он сам тебя прислал и хочет помириться? Скажи ему, что я готова забыть…
-- Послушай меня внимательно, Ангела. Ты наглостью и ложью пробралась в дом к хорошим людям. Ты вела себя здесь как свинья и гадила всем, кому только могла. Ты жива исключительно потому, что твою гнилую шкуру выпросила на смертном ложе госпожа Жанна. Та самая, которую ты ненавидела и презирала. Только потому выпросила, что она любила своих внуков и боялась, что твоя грязь ляжет на их имена.
-- Он что... он что, рассказал?! Он тебе рассказал?! Зачем?!
-- Да, рассказал. Твои грязные игрища не секрет. И мы совершенно не удивилась этому известию. Я очень тебе советую, сестрица, сидеть здесь тихо, как мышь под веником, и наслаждаться всеми теми тряпками и украшениями, которых ты так жаждала. Благодари Господа, что с тобой не развелись и не отправили тебя сперва на публичную порку, а затем и на покаяние в монастырь.
Кажется, только сейчас до нее дошло, что прощения у мужа вымолить она не сможет. Если сперва она бравировала и пыталась в разговоре свести свою измену к обычной супружеской ссоре, то когда я заговорила про публичную порку и про то, что граф не скрыл от нас причину ее заточения, Ангела наконец-то испугалась. Она побледнела, на глаза навернулись слезы и, хватая меня за руку, залепетала:
-- Оля… Оленька, милая… поговори с ним… я исправлюсь, клянусь! Я все-все сделаю, только поговори с ним!
-- Ты как была дурой, так и осталась.
Я вырвала у нее руку, дошла до двери и постучала. В замке скрипнул ключ: мне открывали. А за спиной у меня, неудобно уткнувшись лицом в шелковую спинку кресла, рыдала Ангела.
То, что ни о
