и обратить внимание на собственное жилье. Но, с другой стороны, что эти девчонки понимают в туризме? И так вон сколько визгу из-за каких-то нескольких капель…
Пришлось помогать. А там уже и до рассвета осталось совсем чуть-чуть…
Дождь поработал на славу. На месте костра разлилась здоровая черная лужа, в которой сиротливо мокли головешки.
— Да-а… — почесал Борька в затылке. — Дела. Слушай, командир, а может, плюнем на принцип? У меня в рюкзаке кусок газеты завалялся…
Но командир только молча покачал головой. Потом залез на секунду в палатку и вылез обратно с пучком сухого «пороха» в руках.
— Ну ты даешь! — изумился Борька. — Как же ты догадался его прихватить? Я ведь сам про наряды только после отбоя узнал.
— Запас в хозяйстве всегда должен быть, — довольно хмыкнул Борис.
Борька только руками развел.
— Гибрид командира с каптенармусом — находка для отряда, — изрек он.
Чем разжигать костер, нашлось. Оставалось решить вопрос: что разжигать? Одного взгляда на залитые водой дрова было достаточно, чтобы понять, что легче топить костер гранитными плитами.
— Учись, пока я жив. — Борис взял топор и начал ловко откалывать щепки от березового полена. Оказалось, что намокли дрова только снаружи, а внутри они были сухие. Борька снял штормовку и бережно укрыл щепки от дождя. Сам, в конце концов, как намокнешь, так и высохнешь, а тут проблема посерьезней — отряд кормить надо. Вообще штормовка оказалась вещью удивительно универсальной: вчера была мешком для грибов, сегодня стала чехлом. И зонтиком. Растянув штормовку на вытянутых руках, Борька держал ее над кострищем, пока Борис колдовал с костром, укладывая щепки в пирамидку. И пополз, заклубился дымок, лизнул щепки огненный язычок, сначала осторожно, как будто пробуя, а потом все уверенней и сильней. Теперь можно было и Маринку поднимать: варить кашу — это уже ее дело.
Маринка вылезла из палатки со слегка припухшим лицом — то ли от вчерашних слез, то ли от сегодняшнего недосыпа. Вылезла и сразу ткнулась Борьке лбом в плечо:
— Видишь, какая я дура. А ты из-за меня наряд заработал.
— Ладно тебе… — засмущался Борька.
— А мне ты ничего не хочешь сказать? — ехидно поинтересовался Борис Нестеров.
— Ой, Боренька! — Маринка попыталась было ухватить командира за рукав. — Прости, пожалуйста, честное слово, такое больше не повторится.
Но командир был неприступен, как горная твердыня.
— Я думаю, что не повторится, — сказал он с нескрываемым возмущением. — Моя бы воля, ехала бы ты, подруга, сейчас домой, в столицу. Просто понять не могу, с чего это капитан Грант тебя простил.
Маринке не нужно было это понимать. Она знала.
Ночь она тоже провела не сомкнув глаз. Сначала тихонько плакала в углу палатки, уткнувшись носом в брезент, а потом что-то зашуршало за стенкой, и виноватый голос прошептал:
— Марин, а Марин, ты спишь?
— Сплю, — убедительно ответила Маринка. — Дальше что?
— Дальше я извиниться хотел, — сказал голос. — Ты только не думай, я не потому, что по морде получил, я сам по себе.
— Гад же ты, Сашка, — сказала Маринка.
— Гад, — поспешно согласился голос. — То есть не гад, а мне просто обидно очень было, что… — Тут Сашка на мгновение замялся, как будто никак не мог найти нужное слово, — что ты все на него и на него, а на меня никакого внимания.
— Какого внимания? — автоматически переспросила Маринка и тут же сама сообразила какого. — Вот дурак! А теперь из-за твоей дурости капитан Грант ребят выгнать может.
— Не может, — утешил Сашка. — Я ему все рассказал.
— Все?! — ахнула Маринка.
— А что мне оставалось, — попытался оправдаться Сашка. — Так что вылезай, он тебя зовет. А я, — тут Сашкин голос обрел вдруг некоторую торжественность и зазвучал громче, чем следовало, — я замолкаю навеки.
— Лучше бы ты это сделал раньше, — с чувством сказала Маринка и отправилась навстречу своей судьбе.
Капитан Грант несколько долгих секунд молча, как бы изучающе смотрел на нее.
— Знаешь, — произнес он наконец, — по твоей милости я оказался в весьма сложном положении.
Маринка очень удивилась, услышав эти слова. Ей-то представлялось, что это она, а никак не капитан Грант, оказалась в сложном положении.
— Дело в том, — продолжал между тем капитан Грант, — что, с одной стороны, я привык держать слово. А слово было такое: за самовольное купание — немедленное исключение из лагеря и отправка в Москву. Но, с другой стороны, узнал я об этом не сам и не от тебя, а из такого источника информации и в таких обстоятельствах… Ну, в общем, чтобы тебя выгнать, я должен был бы воспользоваться чужой откровенностью. А это тоже как-то не в моих принципах. Вот я и хочу, чтобы ты мне посоветовала, как быть. А заодно и рассказала, — тут тон капитана Гранта вдруг потерял всякую задушевность, — какого черта тебя в самоволку понесло?
— А может, я хотела в тот момент, чтобы вы меня выгнали?! — с вызовом в голосе сказала Маринка.
— Понимаю, — сказал капитан Грант, хотя ничего не понимал, во всяком случае, по твердому Маринкиному убеждению, не должен был понимать. — Думаю, что тебе надо успокоиться.
— Я уже успокоилась, — поспешно возразила Маринка.
— А я думаю, — повторил капитан Грант с нажимом в голосе, — что день чистки котлов тебе очень в этом поможет.
Однако котлы после завтрака пошел чистить Борька. Проявил джентльменство. Вообще у него с ночи пошла полоса добрых дел: то чужую палатку под дождем поправлял, а теперь вот котлы. Правда, что касается котлов, то за Борькой числился небольшой должок, но было ясно, что при нынешних обстоятельствах Маринка ни за что не станет про него напоминать. Так что Борькин поступок был вполне бескорыстен.
Добрые дела судьбой обязательно вознаграждаются. Борька свою награду получил немедленно. Отправившись с котлами в руках на берег озера, он совершил географическое открытие — оказалось, что внутреннее озеро связано с внешним!
Во всяком великом открытии всегда есть элемент случайности. Скажем, плыл себе человек торговать в Индию, а вместо этого взял и открыл Америку. Или и вовсе пошел за грибами, а вместо грибов нашел месторождение железной руды. Вот и Борька не собирался ничего открывать, а просто искал удобное местечко для чистки котлов. Такое, чтобы и пологое было, и чтобы песок, а не глина, и трава вокруг густая росла. Травой котел еще удобнее драить, чем тряпкой. А в результате этих поисков Борька наткнулся на спрятавшуюся за стеной из высокого кустарника протоку, уходившую к Селигеру. Да и куда ей, спрашивается, было еще уходить, если впереди — Селигер, сзади — Селигер, справа и слева — тоже Селигер.
Борька
