проектом железнодорожного сообщения Юга и Севера.
Среди других многосторонних проектов сотрудничества хотелось бы отметить сохраняющее силу российское предложение о том, чтобы восстанавливать и модернизировать энергетическую инфраструктуру Севера в счет российского долга Югу. На первый взгляд кажется, что Россия думает лишь о своих интересах (погашение долга РК, укрепление позиций на Севере), но по зрелому размышлению видно, что такая схема выгодна всем троим. Юг получает возможность решить проблему российских долгов, наиболее дешевым путем помочь соотечественникам на Севере и своим бизнесменам, желающим осуществлять деловые проекты в КНДР, укрепить взаимопонимание с Пхеньяном. Север решает свои энергетические и гуманитарные проблемы, становясь обязанным соотечественникам, а не США, как по проекту КЕДО.
В контактах с Севером и с Югом мы последовательно проводим линию на поддержку межкорейского диалога. Приветствуем как политическую составляющую диалога, так и экономическое сотрудничество между Севером и Югом – фундамент безопасности и процветания в Корее. Россия вносит посильный вклад в создание условий для диалога и сотрудничества и стремится к участию во взаимовыгодных проектах
И в заключение – несколько слов о международном измерении корейской проблемы. В своих контактах с ведущими “центрами силы” и державами, вовлеченными в корейское урегулирование, в рамках международных организаций и форумов Россия намерена отстаивать взвешенный подход к решению существующих и вновь возникающих проблем, учитывающий законные интересы всех участников. Очевидно, что с учетом новых отношений с Пхеньяном работы в нынешней ситуации у российских дипломатов прибавится.
Россия и многосторонний дипломатический процесс в Корее[325]
Большую часть второй половины XX в. (и после окончания корейской войны, и после распада СССР) Корея находилась на периферии нашей международной политики. Между тем для остальных стран, представляющих самый мощный в мире “многоугольник” – США, Китая, Японии, – Корейский полуостров входит в число внешнеполитических приоритетов.
Ни Сеул, ни Пхеньян не имеют серьезных противоречий с Москвой. Углубление взаимодействия зависит главным образом от нашей готовности уделять ему больше внимания и ресурсов. Добрососедские отношения с корейскими государствами позволили бы России использовать корейский фактор для “балансирования” веса Китая и Японии в регионе и даже усилить свои позиции в диалоге с США. Тем более что и самим корейцам нужен противовес в их все более независимых отношениях с “центрами силы”. Россия для этого вполне подходит. Развитие дружественных отношений с обеими Кореями имеет, таким образом, не только самоценное, но и более широкое, геополитическое значение.
• Успешно избежав в 1990-е гг. (во всяком случае, к концу десятилетия) втягивания в межкорейскую конфронтацию на той или иной стороне, Россия теперь может претендовать на позитивную роль в сближении двух Корей и получить свою долю политических и экономических дивидендов. Особенно перспективным начинанием представляются трехсторонние проекты на железнодорожном транспорте и в энергетике. Россия может обрести важные функции “евразийского моста”, что поспособствует развитию Дальнего Востока, более глубокой интеграции страны в азиатское экономическое пространство.
• Москве следует громче артикулировать заинтересованность в денуклеаризации КНДР, демонстрировать готовность содействовать этому процессу, а также участвовать в оказании экономической помощи Пхеньяну в рамках многосторонних договоренностей. Это необходимо для углубления взаимопонимания с другими участниками мирного процесса (особенно с Китаем и США) и для доказательства отсутствия у Москвы “скрытой повестки” по усилению ее влияния в Корее в ущерб другим игрокам. Разумеется, здесь необходимо наличие политической воли и ресурсного обеспечения, для чего требуется преодолеть ведомственную разобщенность и добиться координации усилий на политическом уровне.
• Участники многосторонних процессов должны стараться продвигать свои интересы не в лобовом столкновении (как было в прошлом), а путем поиска компромиссов. Это означает, что институциональное утверждение многостороннего механизма по безопасности и сотрудничеству в Северо-Восточной Азии в любом случае не противоречит интересам России. Такой механизм сыграл бы важную роль при переходе от соперничества, основанного на взаимном сдерживании, к системе “сотрудничество – соперничество” на основе баланса интересов, т. е. к “концерту держав”.
• Уже сейчас следовало бы задуматься над проблемой повышения уровня наступательное™ и инициативности нашей дипломатии на корейском направлении, так как в адрес Москвы нередко звучат упреки в пассивности. Нет препятствий для лидерства России в разработке концепции безопасности и сотрудничества в Северо-Восточной Азии. Тем более что, как показывает практика, участники шестистороннего формата не прочь уступить Москве эту роль.
Вашингтон и Пекин сегодня явно хотят избежать конфронтации по проблеме, не имеющей пока непосредственного выхода на практическую политику, а потому занимают выжидательную позицию. Япония зациклена на более узких вопросах и еще не определила базовые мировоззренческие параметры своего положения в регионе. При всех своих амбициях Южная Корея вряд ли потянет на роль лидера региональной интеграции, хотя ее ресурсы могут привлекаться для этого в ненавязчивой манере.
России предоставляется возможность мирными средствами, не вызывая раздражения партнеров, а также без вложения значительных средств занять привлекательную нишу в восточноазиатских делах. Место нашей страны в Северо-Восточной Азии в какой-то мере может перекликаться (при гораздо меньшем силовом компоненте) с положением России в Европе после Венского конгресса в первой половине XIX в., когда отсутствие конфликтов с ведущими игроками позволяло ей играть балансирующую роль.
Обострение ситуации вокруг действий КНДР по обретению ядерного статуса в парадоксальном смысле стало для Москвы “моментом истины”, заставившим более внимательно отнестись к собственному “заднему двору”. Отрезвило оттеснение России от корейского урегулирования в 1990-е гг., когда США стремились ограничить обсуждение этой проблематики рамками “четверки” с участием двух Корей и Китая.
Принятыми энергичными мерами в начале 2000-х гг. по восстановлению взаимодействия с Пхеньяном на деидеологизиро-ванной основе удалось несколько укрепить пошатнувшееся влияние России в регионе. Следствием стало буквально “внедрение” России в многосторонний переговорный механизм в 2003 г., несмотря на противодействие некоторых ключевых участников. Не секрет, что Москва оказалась за столом переговоров во многом по настоянию руководства КНДР, которое было заинтересовано в балансировании веса Китая и получении сочувственно настроенного участника. Однако материально-ресурсного подкрепления нашего дипломатического наступления явно не хватает.
Несмотря на трудный ход шестистороннего переговорного процесса, предсказуемые срывы и откаты, на повестку дня могут быть поставлены вопросы практических действий, а не только дипломатической риторики. Среди партнеров по “шестерке” укоренилось мнение о незначительности вклада России в решение стоящих перед “шестеркой” задач. В случае нашей пассивности не исключено постепенное вытеснение России из реального процесса урегулирования и снижение ее веса в Восточной Азии. Необходимо воспользоваться моментом и активизировать нашу роль путем предметного участия в выполнении решений и внесения инициатив по продвижению процесса урегулирования.
Необходимое условие – осознание КНДР неприемлемости для России обладания ею ядерным оружием и получение от Пхеньяна (в том числе по двусторонним каналам) гарантий на этот
