Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
я, горя нетерпением, и не знаю, каких натворил бы я бед, если бы не мудрость отца, решившего избавить меня от мук ожидания.
«Иди, — сказал он мне, тщетно пытаясь сдержать свои слезы. — Твой родитель не тиран. Я не намерен отравлять твою жизнь, которую сам же тебе и дал. Я надеялся, что ты останешься со мной в нашей хижине, чтобы своей рукой закрыть мне глаза, но раз в тебе заговорил патриотизм, то эгоизму лучше молчать. Отныне мои мысли полетят за тобой на поле брани, туда, где Марс пестует героев. Желаю тебе получить награду за храбрость и показать себя таким же хорошим гражданином, каким ты был хорошим сыном».
Сказав это, он заключил меня в свои объятия. Наши слезы слились, и я пообещал вернуться к родному очагу, как только почетная звезда украсит мою грудь. Но увы, судьба не захотела, чтобы мы свиделись. Парки70, взявшиеся золотить нить моей жизни, безжалостно перерезали нить жизни моего отца. Чужая рука закрыла ему глаза как раз в те дни, когда в ходе битвы при Йене я заслужил свои первые эполеты.
После битвы при Прейсиш-Эйлау я стал лейтенантом, в Ваграме — капитаном, и император собственной рукой на поле боя украсил мою грудь наградой, перед осадой Алмейды я стал командиром батальона и подполковником после осады Бадахоса, а уже в Москве я стал полковником. В России я испытал радость побед и до дна испил горькую чашу поражений. Заснеженные поля России видели, как с остатками своего полка я поедал брошенные останки того, кто столько раз выносил меня с поля боя. Мой верный друг и боевой товарищ, он потерял подковы под Смоленском и пожертвовал плотью и шкурой ради спасения своего хозяина и его обмороженных ног.
Язык отказывается мне повиноваться, когда речь заходит о наших мучениях в ходе этой роковой кампа-
нии. Возможно, когда-нибудь я опишу их, макая перо в собственные слезы, несмотря на то, что слезы были и остаются привилегией слабой части рода человеческого. В страшные зимние холода мы остались без огня, без хлеба, без сапог, без транспорта, без помощи наших эскулапов, в окружении казаков и зверствующих крестьян, истинных вампиров. Наши умолкнувшие пушки попали в руки противника, и их жерла изрыгали огонь в нас самих. Что еще можно сказать? Переправа через Березину, столпотворение у Вильно… весь этот гром небесный, описать который у меня не хватает слов. Мой разум готов помутиться, и слова застревают в горле от горечи воспоминаний.
Однако родная земля и нагрянувшая любовь подарили мне краткий миг отдохновения. Отдохнув от безмерных тягот, я наслаждался жизнью в мирных долинах Нанси. И вот, пока наши батальоны готовились к новым сражениям, а я набирал в свой полк тысячи юных, но отважных воинов, готовых пройти дорогой славы, новое и неведомое мне чувство украдкой проникло в мою душу.
В те годы юная и привлекательная Клементина, щедро одаренная природой и получившая блестящее образование, едва покинув сумрак детских лет, вступила в пору юности, столь богатую девичьими иллюзиями. Ей лишь недавно минуло восемнадцать, и в доме обожавших ее родителей несколько офицеров нашли пристанище, хоть и не бесплатное, но предоставленное от чистого сердца. Мне хватило одного дня, чтобы, увидев ее, сразу влюбиться. Ее неопытное сердце зажглось от пламени в моей груди, и, едва я произнес слова признания, как ее чело окрасил цвет целомудренного волнения. Чудесным июньским вечером мы признались друг другу в любви, и было это в беседке, где ее отец иной раз угощал жаждущих офицеров своим рубиновым ликером. Я поклялся, что она ста-
В России я испытал радость побед и до дна испил горькую чашу поражений
нет моей женой, она обещала принадлежать только мне и даже пошла еще дальше. Никому не ведомое счастье было мирным, как ручей, спокойно несущий свои чистые воды, что текут между цветущими берегами и дарят свежесть окружающим полям и лесам.
Барабаны войны разлучили нас как раз в тот момент, когда закон и храм Божий готовились благословить союз наших сердец. Я отправился на войну, так и не успев дать свое имя той, что отдала мне свое сердце. Я обещал вернуться, она обещала меня ждать. Я вырвался из ее объятий весь залитый ее слезами и отправился добывать славу на полях Дрездена и Лейпцига. В промежутке между двумя битвами я получил пару строк, написанных ее рукой. «Ты станешь отцом», — написала она. Стал ли я им? Одному Богу это известно. Ждала ли она меня? Я на это надеюсь. Думаю, ожидание у колыбели показалось ей долгим, а ребенку, что ждал меня вместе с ней, сегодня уже исполнилось сорок шесть лет, и теперь он мог бы быть моим отцом!
Простите меня за то, что я занял так много вашего времени, рассказывая о своих злоключениях. Я лишь коротко коснулся перипетий моей беспокойной жизни. Но когда рассказываешь о постигших тебя несчастьях, тогда хоть немного унимается боль воспоминаний.
Через несколько дней после Лейпцигской катастрофы гигант нашего века вызвал меня в свою палатку и спросил:
«Полковник, вы в состоянии пройти через позиции четырех армий?»
«Да, сир».
«Один и без сопровождения?»
«Да, сир».
«И сможете доставить письмо в Данциг?»
«Да, сир».
«Тогда передайте это письмо генералу Раппу лично в руки».
«Слушаюсь, сир».
«Вполне возможно, что вас возьмут в плен или убьют».
«Да, сир».
«Поэтому я отправляю еще двух офицеров с копиями этого письма. Вас будет трое, и если двоих убьют, то третий доберется до Раппа, и Франция будет спасена».
«Да, сир».
«Тот, кто вернется живым, станет бригадным генералом».
«Да, сир».
Все детали этого разговора, все слова императора и все ответы, которые я имел честь ему дать, навсегда запечатлелись в моей памяти. Каждый из нас троих отправился в одиночку. Увы, ни один из нашей отважной троицы не решил поставленную задачу, и сегодня я узнал, что Франция так и не была спасена. Но когда я слышу, как эти штафирки историки утверждают, что император забыл отправить приказ генералу Раппу, я испытываю непреодолимое желание лишить их… по меньшей мере слова.
Русские держали меня в плену в немецкой деревне, но, к счастью, там нашелся старый ученый, проявивший по отношению ко мне редкие человеческие качества. Разве мог я подумать, замерзая в либенфельдской башне, что когда-нибудь очнусь от смертельного сна? Видит Бог, что, посылая Клементине прощальные слова, шедшие из глубины моего сердца, я не надеялся вновь
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
