— Слышал в соседнем городе возник большой пожар? Выгорело все, не только дом, но и земля вокруг дома, — слышу разговор двух сотрудников полиции, находящих за моей спиной.
— Захочешь найти улики, не найдешь. Поджог или проводку замкнуло?
— Говорят, что пожар возник по техническим причинам.
— Никто не пострадал?
— К счастью, дом оказался пустой.
Встречаюсь глазами с Девой. Она тоже слышала разговор. Темная бровь вопросительно изгибается, я пожимаю плечами. Мало ли какой дом горел. Подписав документы для формальности, нас отпускают, еще раз заметив, что не стоило разводить панику без причины. О том, кто был тот мужчина, насильно усадивший Деву в машину, мы сообщили, что это был душевнобольной дальний родственник.
Домой возвращаемся не спеша. Ричард после волнительной встречи с матерью быстро засыпает у нее на руках. Дева крепко его прижимает к себе, словно боится вновь потерять. Когда подъезжаем к дому, видим только три черных джипа. Уверен, часть охраны сидит в машине и наблюдает за всеми вокруг, часть околачивается возле дома или в самом доме.
Зайдя в дом, нас встречает отец. Он поднимается с кресла, отложив в сторону планшет. Скорей всего работал, не терял время зря. Пиджак небрежно висит на подлокотнике кресла, узел галстука расслаблен, рукава рубашки закатаны до локтя.
Внимательным взглядом окидывает Деву с ног до головы, задерживаясь на спящем мальчике. Взгляд сразу же теплеет, в уголках глаз появляются мелкие морщинки, при этом сам отец не улыбается.
— Я отнесу Ричарда в спальню, ты можешь пока заказать обед или приготовить его, — Дева прикрывает голову сына ладошкой, проскальзывает мимо отца.
Всем своим видом она показывает, что пока не настроена вести дипломатические разговоры. Отец провожает ее тяжелым взглядом, недовольно поджав губы. Дверь в спальню плотно закрывается.
— Пообедаешь? Или спешишь?
Достаю из кармана спортивных брюк мобильник, в приложении по доставке готовой еды набираю корзину. Поднимаю голову, обнаруживаю, что отец стоит не рядом со мной, а возле окна и смотрит на улицу. Заказываю порцию и для него. Бутылка вина к обеду будет уместна, хочется расслабиться. Оплатив заказ, подхожу к папе, замираю возле него, едва касаясь плечом плеча.
— Мне нужно с тобой поговорить, — тихо произношу. В мою сторону не смотрят. — Давай выйдем во двор, там есть скамейка.
— Хорошо, — отец соглашается и, следуя за мной, выходит на задний двор.
Мы сразу же присаживаемся на скамейку напротив детских качелей. Какое-то время молчим. Я не знаю, с чего начать. Ночью казалось так просто рассказать папе о том, что на душе, что пугает, а сейчас, сидя рядом с ним, подходящих слов нет. Осудит? Поймет? Примет меня? Страшно сейчас его разочаровывать, потому что отец никогда не скрывал, как гордится мной, какие у него большие надежды на мои достижения по жизни. Все время старался оправдать его ожидания, а тут…
— Ты когда-нибудь убивал? — тихо спрашиваю, разглядывая свои руки.
В ответ звучит тишина, заставляющая взглянуть на отца. Он смотрит на качели, раскинув руки на спинке скамейки по обе стороны. Ни одной эмоции не промелькнуло на его лице. Наверное, стоит конкретнее задать вопрос.
— Убивал осознанно, четко понимая, что творишь? — голос ломается, чем привлекаю внимание.
Взгляд, направленный на меня, заставляет вздрогнуть, покрыться мурашками. Я не выдерживаю и отвожу глаза в сторону. Глаза у отца неподвижны и пусты, обращенны внутрь себя. От него сейчас веет холодом.
— Сначала мне казалось, что мной кто-то извне руководит. Не понимал, что делаю, зачем это делаю, а потом…потом я вдруг почувствовал, что от меня зависит человеческая жизнь. И это чувство дурманило похлеще наркотиков. Адреналин зашкаливал в крови, голова кружилась от эмоций. Я не могу тебе объяснит свое состояние. Я боюсь. Боюсь, что завтра эта жизнь потеряет краски. И я захочу вновь ощутить чувство власти над другим человеком. Это неправильно, пап, — последнее предложение говорю почти шепотом, словно разговариваю сам собой.
— Саит… — отец вздыхает, меняет позу и берет мою руку, сжимает. — Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Тебя будет какое-то время ломать, но забота о Деве и Ричарде поможет справиться с этими мыслями. Пару сеансов с психологом не помешает, Аня это организует.
Недоверчиво смотрю на отца, чувствуя разочарование. Я совсем не этих слов от него ожидал. На хер мне психолог? Выворачивать душу перед незнакомым человеком не буду. Жалею, что вообще попытался откровенно поговорить с человеком, интуитивно чувствуя, что он подберет нужные для меня слова, развеет мои опасения. Но ошибся. Выдергиваю руку, раздраженно провожу по волосам.
— Спасибо за заботу, справлюсь как-нибудь сам, — встаю со скамейки, но меня удерживают за запястье и насильно возвращают на место. При взгляде на отца, понимаю, что он злится. Зрачки перекрывают радужку.
— А что ты хотел от меня услышать? Похвалу, что не дрогнула рука разделать человека, как тушку, и сжечь его? Молодец, весь в отца. Только я никогда не мечтал, чтобы ты пошел по моей дорожке. Запах чужой крови дурманит голову, шалеешь до такой степени, что хочется вновь и вновь ощущать свое превосходство над человечеством. Превращаешься в зверя, готового рвать живьем людей на куски, не реагируя на их крики, мольбы. Насытившись мясом, просыпается жажда уточенной пытки, — голос отца обволакивает меня, он говорит тихо, с расстановкой. Его глаза опасно сверкают, внушая какой-то мистический трепет перед ним. Я зачарованно в них смотрю и не моргаю, впитывая в себя каждую фразу.
— Уже неинтересно убивать просто так, хочется испытывать грани человеческой души, доводить людей до отчаянья, до внутреннего перелома, до желания перерезать глотку. Вот это чистый кайф, как элитный, чистейший кокаин, от которого штырит сразу же, — Улыбается, отпустив мою руку, откидывается на спинку.
Он взволнован, прикрывает глаза, словно боится лишнего мне показать и сказать. Учащенно дышит, приложив руку к сердцу. Я обращаю внимание на татуировку на запястье, которая кокетливо выглядывает из-под кожаных ремешков часов. Я знаю, что там инициалы. Знаю романтичную историю любви матери Анны и отца. Эта история как легенда в семье, правда, с несчастливым финалом. Мать сестры умерла.
Мне всегда казалось, что чего-то взрослые не договаривают о жизни отца. Слишком много тайн вокруг него, но никогда мне не приходило в голову задавать вопросы напрямую. И сейчас, глядя на его сосредоточенное лицо, хочется понять, он сейчас говорил о себе или просто фантазировал? Интуиция подсказывает мне, что первое, но спросить напрямую вновь не решаюсь.
— Убийство Омара — это самозащита. У тебя не было другого выхода. В вашей схватке победитель один. Как только ты и твоя семья покинете Англию, займешься работой. Вся эта дурость о желании обладать властью над жизнью человека сразу же вылетит из головы. Если вдруг желание убивать вновь возникнет, иди в тир или в бокс, эмоции точно такие же.
