После был перелёт в Архангельск. На этот раз уже без Артура, по которому я начала скучать едва ли не сразу, стоило лишь остаться наедине со всей остальной командой, которая смотрела на меня с нескрываемым осуждением. Ну да, я бы на их месте тоже пальцем у виска покрутила, навесив на странную попутчицу ярлык вздорной бабы. Впрочем, я была абсолютно солидарна с их негодованием, вот только выхода у меня не было.
В Архангельске нас ждала короткая ночёвка и медкомиссия, главной целью которой были оценка общего состояния и проверка на наличие в крови алкоголя. Последний категорически был запрещён на платформе. К счастью, на беременность никто никого не проверял.
Следующий нашей остановкой оказалась перевалочная база на берегу Баренцева моря. Я, экипированная и одетая по всем правилам с подачи самого Вольнова, начинала ощущать заметную панику, пугаясь своей же затеи. Лишь здесь, посреди огромной пустоши, обдуваемой всеми ветрами, стала понимать степень безумности собственного поступка.
Посадка в вертолёт ничуть меня не успокоила. Тщательно пристегнувшись под пристальным взглядом сурового бородатого мужчины, которого Вольнов звал Иванычем и лично упросил не спускать с меня глаз, я судорожно выдохнула.
Лететь было скучно. Пейзаж за окном состоял исключительно из воды и облаков. Страшно было чертовски, но не из-за гипотетического падения в воду, к которому нас готовили. Пугала неизвестность, ожидавшая меня там… в ближайшем будущем, когда я встречусь с Лёшкой. Ведь всё могло оказаться зря.
Летели мы долго, но прилетели, как всегда, неожиданно. И, слава богу, без всяких катастроф. Выбираясь из вертолёта, я никак не могла разобрать, от чего именно меня трясёт: от нервов или же от длительного полёта.
Дул сильный ветер, обжигая лицо и оглушая с непривычки. Но всё это было такой ерундой по сравнению с видами, открывавшимися вокруг.
Бескрайнее море, уходящее прямо в небо. Поверхность воды уже начинала сковываться льдами, из-за чего окружающий пейзаж казался каким-то космическим, и, если бы не несколько кораблей, окружавших платформу, я бы уверовала в то, что попала в какую-то совершенно иную реальность — жёсткую, суровую и будто бы колючую, но такую… притягательную. Я даже на месте застыла, открыв рот от изумления.
— За поручни держись! — грозно велел мне Иваныч, а я своим затуманенным мозгом еле поняла, чего от меня вообще хотят. Следующие минут пять абсолютно выпали из памяти, потому что единственное, что доходило до моего сознания, были «ах» и «ох».
Окончательно прийти в себя мне удалось только внутри станции, в каком-то помещении по типу кинотеатра, где нам рассказывали о правилах поведения на платформе. Усидеть на месте было сложно, меня буквально разрывало от эмоций — я готова была бежать и искать Орлова прямо сейчас. Даже слушала вполуха, хотя никогда не страдала от проблем с концентрацией внимания. И вот, наконец, все стали расходиться. Появилась какая-то женщина, которая отвела меня в небольшую гостевую каюту, велев ждать непонятно чего.
На стуле лежала упакованная в полиэтилен одежда, в которую было велено переодеться, что я и сделала, с радостью стянув с себя гидрокостюм и термобельё.
Ожидание изматывало, разъедая изнутри, во многом потому, что предсказать исход нашей встречи я не могла никак — все исходные данные и логические заключения в последний момент сделали мне ручкой. Не ясно, нужна ли я вообще здесь и что Лёша успел накрутить в своей голове после Тасиной выходки. Так-то он сюда первый уехал, значит… не сильно и хотел оставаться?
Нагнетать панику у меня выходило прекрасно, пришлось срочно изыскивать способы отвлечься. Как нельзя кстати оказалась привычка спасаться числами. За время своего ожидания я пересчитала всё, что попадалось мне на глаза, даже настенные плитки в санузле.
Время тянулось и тянулось, но никто ко мне не приходил. И когда я уже подумывала разреветься, списывая всё, конечно же, на гормоны, дверь в номер резко распахнулась и в неё влетел Лёшка, одновременно раскрасневшийся и бледный, с растрёпанными волосами и безумным взглядом.
Я практически тут же подскочила с кровати, ударившись о верхний кроватный ярус и вскрикнув (скорее от неожиданности, чем от боли). Но схватиться за место ушиба я не успела, потому что практически тут же была поймана стальной хваткой за плечи.
— Вознесенская, какого хрена ты тут делаешь?! — рыкнул на меня Лёшка, ещё и встряхнул.
Не знаю, какой реакции на своё появление я ожидала, но явно не такой. Мгновенно растеряв весь свой боевой настрой, я с самым несчастным видом шмыгнула носом, пустив первую слёзу, чем вызвала у Лёшки окончательную потерю самоконтроля: гнев его буквально в долю секунды сменился… паникой?
— Алька, Алечка, — как заведённый бормотал Орлов, то целуя меня куда попало — в нос, щеки, лоб, — то просто прижимая к себе всё крепче, пока я тихо не заскулила, переживая за свои кости.
Лёшка спохватился и сделал полшага назад.
— Альбина, что случилось?! Девочки? Женя? Тася?
Он, как человек действия, уже готов был нестись и решать очередную проблему, на что я лишь хмыкнула, утирая выступившие слёзы.
— Я приехала сказать тебе одну важную новость, — сжала ладони в кулаки, набираясь смелости. — Орлов, я беременна. И… ты скоро будешь трижды папой.
Лёша растянул губы в неуверенной улыбке, слегка сведя брови к переносице. По-моему, за последние пять минут я успела увидеть на его лице весь спектр эмоций.
— Хорошо, — кивнул он, с опаской поглядывая на меня. — Я очень рад, — выговорил медленно, после чего тряхнул головой, видимо пытаясь прочистить мозги. — Только как это понимать?
— Тебе рассказать, откуда берутся дети? — вспомнила я давнюю шутку, но, наткнувшись на его серьёзные глаза, всё же пояснила: — Закрытие гештальтов.
— Понятно, — озадаченно отозвался он, отпустив мои руки, за которые продолжал держаться. — Вернее, ни черта не понятно, но ты… продолжай.
Легко сказать “продолжай”.
Я пожала плечами и отступила назад, а потом и вовсе отвернулась. На берегу всё чудилось в разы проще. Словно если поставить вопрос ребром, то это внесёт ясность в собственные же мысли. Однако что поделать, если я сама до конца не была ни в чём не уверена.
Он подошёл сзади, бесшумно и практически не дыша. Хотя я и так его чувствовала, всего… каждой клеточкой. И радость из-за моего прилёта, и злость, и испуг, и непонимание, и даже отзвуки былых обид. Я и не знала, что умею так тонко чувствовать… А вот сейчас, надо же, обострилось.
— Я поначалу не знала, что ты уехал, — сказала невпопад, плавно уходя от основного.
— Меня выдернули посреди ночи.
— Ты не мог отказаться?
— Нет.
И опять между нами молчание.
Лёша тяжко вздохнул и неожиданно заговорил. Быстро-быстро, наверное, боясь не успеть сказать всё.
— Бурили новую скважину, но что-то пошло не так, скорее всего неправильно рассчитали мощности… Впрочем, это не важно, — махнул он рукой. — Произошёл прорыв нефти… И пусть разлива не произошло — платформа построена таким образом, что это практически невозможно: вся нефть сразу поступает в специальные резервуары, — риск был достаточно велик. Пока бригада в срочном порядке ликвидировала место повреждения трубопровода, началось скопление газов, а за ним вверх поползло давление в трубах. Датчики пищали так, что закладывало уши. В жизни такого не видел и не… слышал. Станция во многом автономна, и, к счастью, сработали предохранители, но риск сохранялся до последнего.
